Стремглав к обрыву

Я покачала головой – и солгала.

– Она сегодня вообще странно себя ведет, – заметила Хелен. – Впрочем, в данных обстоятельствах это не удивительно. Она сердится на вас?

– Не знаю. Возможно. – Я взглянула на Дэвида, но он внимательно изучал содержимое своего бокала. – Наверное, мне лучше с ней поговорить.

Она кивнула. Стряхнув сонливость, я встала. Прежде чем идти в комнату Лотты, умылась холодной водой в кухне. Слегка придя в себя, прошла по коридору, постучала в ее дверь и попросила разрешения войти.

– Входите, – ответила она.

Вид комнаты, как и внешность хозяйки, мало говорил о ее вкусах и пристрастиях. Приятные обои в цветочек, белые кружевные шторы и кружевное покрывало на постели, аккуратный письменный стол, удобный стул перед ним, мягкий голубой ковер на полу, несколько полок с книгами над столом. Все книги обернуты, словно хозяйка боялась, что названия могут выдать ее пристрастия случайному посетителю. А может быть, это было сделано и с намерением украсить комнату. Лотта стояла перед зеркалом со щеткой для волос в руке; мне показалось, она схватила ее минуту назад, чтобы притвориться занятой.

– Можно с тобой поговорить?

– Пожалуйста. – И начала расчесывать волосы, не отрывая взгляда от зеркала.

Я прикрыла дверь и ждала, когда она закончит. Наконец она положила щетку и повернулась ко мне. Лицо выражало ровно столько же, сколько голубой купальный халат, в который она успела переодеться. Я мысленно подготовилась к разговору с ней, но сейчас, взглянув на это спокойное, ничего не выражающее лицо, забыла, что хотела сказать.

– Ты позволишь мне сесть?

Она пожала плечами. Я прислонилась к дверному косяку.

– Лотта… ты не первый человек, которому я не нравлюсь. Но обычно тот, кому не нравлюсь я, не нравится и мне. Или я по крайней мере знаю, почему ко мне так относятся.

Намек на улыбку.

– Мартин тут ни при чем, – сказала я. – Это не имеет к нему отношения?

Улыбка – если это была улыбка – бесследно исчезла.

– Если из-за того, что я тебе сказала в машине… – Она прищурилась, удивившись или задумавшись. – Ты думала, я сделаю вид, что забыла? Притворюсь, что была временно не в себе? Так?

– Да.

– Как видишь, я не забыла. И не стану притворяться, что понятия не имею, почему у меня это вырвалось. Я знаю почему. Если хочешь, могу тебе объяснить.

Она опять пожала плечами. Я вздохнула.

– В том-то и дело, Лотта. Это не так уж важно. Ты невзлюбила меня еще до того, как узнала, что у меня есть брат.

Она не ответила.

– Я угадала?

– Да.

– Почему?

Она резко вздернула подбородок:

– Мы живем в свободной стране.

– Ох, Бога ради, не надо, – раздраженно ответила я. – Я пришла сюда не для того, чтобы узнать прописную истину.

– Я вас не приглашала.

– Прекрасно. – Я рассердилась и повысила голос: – Ты меня не приглашала. Ты не хотела, чтобы я пришла. Ты не предлагала мне комнату в этом доме и не хочешь, чтобы я осталась. Положим, я не останусь. Что дальше? Если я дам тебе слово, что не буду жить здесь, ты сменишь гнев на милость? Поговоришь со мной по-человечески?

– Какие у меня гарантии, что вы не останетесь?

– Чего ты от меня хочешь, Лотта? Может, дать тебе расписку? А потом перекреститься и умереть? За кого ты меня вообще принимаешь? Думаешь, я могу здесь остаться, когда ты ко мне так относишься? Зачем я тогда пришла бы говорить с тобой?

– Допустим, я вам поверю. Что дальше? Я коротко рассмеялась:

– Умрем, но не сдадимся, да? Ответа не последовало.

Я вздохнула:

– Ладно, Лотта. Я просто хочу знать, что тебе так не нравится во мне.

– Все.

Я непонимающе уставилась на нее. Такого я не ожидала.

– Все? Она кивнула.

На этот раз я рассмеялась от смущения. Я была готова услышать, что втерлась в доверие к ее родителям; что подавляла своего брата; что пыталась обманом завоевать ее любовь. Но такое!

– Как только ты увидела меня, так сразу поняла, что я тебе не нравлюсь?

– Почти, но я еще сомневалась.

– А когда сомнения исчезли?

– На озере.

– Я делала там что-нибудь особенно тебе неприятное?

– Все.

Я растерялась. Впрочем, я всегда терялась в ее присутствии. Судорожно попыталась восстановить в памяти те первые несколько дней, но не могла вспомнить ни одного неприятного эпизода.

– Что значит «все»? Я не верю. Так не бывает.

– Тогда зачем спрашивать? – В ее голосе, до сих пор спокойном, прорезалось что-то детское, появились обиженные нотки.

– Но это же глупо! Тебе не нравится все, что я делаю. Не нравится, как я чищу зубы? Как держу нож и вилку?

– Все! – выкрикнула она с ненавистью. – Терпеть вас не могу! Когда вы сюда явились в первый раз, мне не понравилось, с каким видом вы вошли. Будто это ваш дом. Ни капельки страха или волнения, ничего. Я даже подумала, что вы мамина подруга.

Почему-то ее слова звучали так знакомо, хотя я абсолютно точно раньше их не слышала.

– Вот оно что. Я оказалась недостаточно робкой. – Я специально поддразнивала ее, чтобы она высказалась до конца. Как следователь, который пытается докопаться до истины.

– Скажете, глупо? Ну и ладно. Мне плевать, говорите что угодно. Все равно все вранье.