Фернет принесла сэндвичи. Слегка смутившись, мы отошли друг от друга и сели за стол. Он попросил ее принести второй стакан и еще льда и, когда она вернулась, налил мне виски. Я взяла сэндвич. Он доел свой, взял еще один и заметил:
– Невероятно, целый день хочу есть.
– Я тоже.
Мы поели и потом молча сидели за столом, потягивая виски. Наконец он сказал:
– Март… тело вашего брата в похоронном бюро. Я поблагодарила.
– Мы уже обо всем договорились с условием, что ваши родители могут внести изменения, если захотят. Бюро с ними свяжется.
– Я вам очень признательна, – ответила я, удивляясь тому, что принять его помощь мне намного легче, чем помощь его жены, хотя я знала, что все решения исходят от нее.
Он откашлялся:
– Вам звонила подруга, кажется, ее зовут Тея? Сказала, что сегодня пойдет к вашим родителям или к Ландау, а Дэвид навестит вас здесь. Сама она придет завтра, после похорон.
– Почему она считает, что я не пойду на похороны? – спросила я, хотя и не вспомнила до этого о похоронах.
– Возможно, она думает, что вам не позволят.
– Не может быть, – вздрогнула я.
– Простите, я не хотел… Хелен рассказала мне о…
– Он не сделает этого, – сказала я. – Не посмеет. Уолтер Штамм не ответил.
– Это же похороны моего брата, – продолжала настаивать я.
Он кивнул, явно испытывая неловкость.
– Они могут не разговаривать со мной, если не хотят, но не могут же они запретить мне пойти туда!
– Хелен говорит… – начал он и осекся. – Хелен показалось, что ваш отец несколько… неуравновешен. Я имею в виду сейчас. Трудно предположить… что именно… он может…
– Вы не понимаете, – безо всякой связи сказала я. – Вы не знаете, насколько мы близки… были близки… отец и я. Мы были как… Все хорошее, что было у меня в детстве, связано с отцом. Он водил меня везде, дарил подарки. Любил меня больше, чем Мартина, из-за этого я чувствовала себя виноватой, но ничего не могла поделать, его не изменишь. Вот почему все это так… жутко.
– Это для меня страшнее, чем смерть Мартина. Понимаете?
– Думаю, да.
– Я хотела ему объяснить, но он не слушал. Вы не представляете, насколько мы были близки.
– Возможно, представляю. Он вырастил прекрасную дочь. – Он все еще чувствовал себя неловко, но жалел меня, и мне стало стыдно за то, что я взваливаю на него свои беды.
– Он так не думает, – ответила я. – Наоборот, он… – Но я не могла сказать ему, что отец обвинил меня в смерти Мартина. Наверное, я боялась, что стану ему неприятна, если он узнает хотя бы частицу правды о моей прежней жизни. Я до сих пор думаю, что не ошибалась тогда.
Мы допили виски, он пошел принять душ и переодеться, а я – спать. Меня разбудила Фернет и сообщила, что звонил Дэвид и что через полчаса он будет здесь.
Я ждала его в библиотеке, все еще в розовом Лоттином халате, потому что не было сил переодеться. Пока я там сидела, вернулись Борис и Лотта; она быстро прошла мимо открытой двери, едва бросив на меня взгляд, но Борис подбежал ко мне и поцеловал.
– Почему вы здесь одна?
– Жду Дэвида.
Он молча встал и направился к выходу.
– Борис, не уходи, пожалуйста.
– Мне очень жаль, что это случилось с Мартином, – сказал он, не оборачиваясь.
– Не побудешь со мной?
– Мне пора идти спать. – Он исчез.
Раздался звонок. Я пошла открывать, не дожидаясь Фернет. За дверью стоял незнакомый юноша, наверное, приятель Лотты. У него оказалось какое-то необычное имя, что-то вроде Брук Карпентер. В прихожей появилась разодетая Фернет, которая явно собиралась уходить. Я попросила ее передать Лотте, что ее ждут, и по пути в библиотеку поняла, что сегодня канун Нового года, поэтому юноша и зашел за Лоттой. В новогодний вечер все стремятся забыть о реальности, а я готова ухватиться за соломинку, чтобы не потерять связи с окружающим миром.
Минут через пять пришел Дэвид и принес две картонные коробки, перевязанные багажными ремнями. Я провела его в библиотеку. Он поставил коробки на пол и закрыл дверь. Я села на диван. Он сел рядом и обнял меня. Я положила голову ему на плечо, и мы долго сидели так, не говоря ни слона. Наконец я подняла голову.
– Тея сказала, что придет завтра после похорон. Он кивнул.
– Почему после? Она думает, что я не пойду? Я вполне могу пойти туда, просто не буду разговаривать с ними.
– Ты уверена, что хочешь там быть?
– Нет. – Я отвела глаза и уставилась на коробки. – Что в них?
– Твои вещи. Одежда. Книги. Все, что было.
Я кивнула:
– Как говорится, выставили за порог со всеми пожитками. Кто их тебе дал? То есть кто уложил? Вряд ли мама была в состоянии… Или все-таки мама? Она не просила ничего мне передать?
Он покачал головой. Я встала, раздосадованная его молчанием.
– К чему такая таинственность?
– Я нашел их на вашей площадке, когда возвращался домой. Похоже, твой отец вышвырнул все за дверь, как только ты ушла. Твоей матери еще не было дома. Моя кое-что слышала и кое-что видела в окно.
– Значит, отец не пустит меня на похороны?
– Нет.