Стремглав к обрыву

– Безусловно, – ответила я. Какое мне до всего этого дело? Какое отношение ко мне имеет их развод?

– Борису сейчас придется нелегко, – сказал его отец. Я кивнула.

– Буду вам очень признателен, если вы сможете уделять ему больше времени.

– Конечно. Сделаю все, что в моих силах. – И подумала, не много ли на себя беру.

– Должен признаться, – немного смущенно, но с намерением договорить до конца, – если бы не вы, ему было бы гораздо труднее перенести эту историю.

– Я рада. Думаю, вы сами знаете, как я к нему отношусь.

Глава 6

Я не любила Уолтера – на этот счет я не обманывалась с самого начала; моя ошибка – довольно типичная для молодых девиц – заключалась в том, что я надеялась со временем полюбить его. После того как Хелен уехала, мы много времени проводили вместе, и мне это было приятно. Он изменился, повеселел и даже как будто помолодел. Предельно сдержанный прежде, теперь он словно раскрепостился, освободившись от давления Хелен. Охотно говорил со мной обо всем на свете. Меня это поразило – и доставило большое удовольствие, потому что он оказался интересным собеседником – к тому же моим единственным собеседником в то время. Воспоминания, жизненные наблюдения, изящные шутки, самые неожиданные сведения – с той самой субботы, когда он сообщил мне о предстоящем разводе, – они вырывались из него сплошным бурлящим потоком, иссякшим, как только мы поженились.

Каждую субботу я приходила к ним все раньше и задерживалась все дольше, так что иногда мне приходилось бежать бегом, чтобы не опоздать на свидание с Дэвидом. Когда потеплело, мы с Борисом много гуляли, и Уолтер присоединялся к нам. (К концу весны он, к нашему удивлению, получил права и стал вывозить нас на прогулки в машине, которая до тех пор стояла в гараже.) Я обнаружила, что он из тех, кто за свою жизнь накапливает огромное количество самой разнообразной информации и никогда ничего не забывает. Он рассказывал нам о статуях в Центральном парке и о том, по каким европейским образцам построена та или иная церковь в Нью-Йорке. Показывал старые кирпичные дома, которые когда-то принадлежали разным знаменитостям, и с сожалением сообщал, какие из этих домов пойдут на снос. Мне всегда казалось, что в Нью-Йорке какая-то часть города красива, какая-то безобразна, и не приходило в голову, что есть районы и богатые, и красивые, или богатые, но безобразные, или красивые, но неинтересные, или безобразные, но интересные и так далее – до бесконечности. Уолтер заставил меня по-новому взглянуть на город. Конечно, он не задавался такой целью, просто всегда рассказывал что-нибудь о Нью-Йорке во время наших прогулок. В музеях он часами говорил о картинах, скульптурах, прикладном искусстве и диорамах. Я была потрясена таким обилием информации и в полном соответствии с распространенным заблуждением приняла его эрудицию за глубокий ум. Время от времени он и сам удивлялся собственным познаниям.

– Боже мой, – восклицал он в таких случаях, – я и забыл, что когда-то знал это. Вы возвращаете мне память, Руфь.

Его рассказы не только давали пищу моему уму, но и отвлекали меня от грустных мыслей. Уже после того как мы поженились, мне стало казаться, что исторгавшийся из него бесконечный поток сведений – всего лишь защита от подлинного чувства, что Уолтер не может просто смотреть на статую и восхищаться ее красотой – вместо этого он спешно призывает на помощь свою эрудицию. Как и его неизменное «Я люблю тебя, Руфь», его обширные познания стали восприниматься мной как некий суррогат, заменяющий ему настоящую жизнь, настоящие, живые чувства. Но той весной и летом беседы с ним были для меня как подарок судьбы.

В начале июня Хелен Штамм уехала в Рено,[10] чтобы после официально зафиксированных шести недель раздельного проживания получить развод. Лотта окончила школу и отправилась с двумя подружками в Европу. А Уолтер пригласил меня на озеро – с ним и с Борисом. Я колебалась. Мне было понятно, что я нравлюсь ему и он может сделать мне предложение. Но поскольку не собиралась его принимать, то считала, что было бы нечестно привязывать Уолтера к себе, если я все равно не стану его женой. С другой стороны, открывалась такая прекрасная возможность уехать из города, из душной конторы Арлу, забыть о беременности матери. Осенью, а может и раньше, у матери родится ребенок. Осенью, несмотря ни на что, я досрочно сдам экзамен, получу диплом учительницы и начну работать в школе. Но мысль о том, что все лето придется работать у Арлу, а осенью, не отдохнув, окунуться в школьный кошмар, наполняла меня ужасом. Ад кромешный. Лучше сразу застрелиться.

А тут еще Дэвид.

– Дэвид, – сказала я. – Штаммы разводятся.

– М-мм. – Он лежал на моей кровати с газетой в руках.

– Он – Уолтер Штамм – с Борисом опять едет на озеро. Приглашает меня пожить там у них летом, как в прошлом году. В этот раз будет один Борис, без Лотты.

Дэвид посмотрел на меня и ухмыльнулся.

– Чем вызвана столь многозначительная улыбка?

– Сама знаешь.