Стремглав к обрыву

– Я приехала, чтобы поговорить с Дэвидом, – объяснила я Tee. – Когда Уолтер сделал мне предложение, я ответила, что мне надо подумать, и приехала поговорить с Дэвидом.

– Ах, уже Уолтер! – вставил Дэвид.

– Да, Уолтер! – взорвалась я. – И что из этого следует? Что я шлюха?

Он засвистел с невинным видом, будто и не думал дразнить меня. Я решила, что больше не попадусь. Молчание. Я подлила себе ликеру, передала бутылку Tee, она подошла к Дэвиду и вылила остаток в его бокал. Вернулась на место и подняла свой.

– Я очень рада за тебя, Руфь. И уверена, он прекрасный человек.

– Да, – быстро ответила я. – И богатый.

– Ай да Руфи! – заметил Дэвид.

– Дэвид, – укоризненно сказала Тея.

– Не расстраивайся, Тея. – Я решила быть великодушной. – Мне плевать на его шуточки. Честное слово, плевать.

– А если сумеешь на все наплевать, миллионера удастся поймать, – негромко пропел Дэвид.

– Надо же, я и забыла. – Тея узнала песенку и с улыбкой повернулась ко мне. – Тебя же в детстве так мальчишки дразнили! Выходит, не зря. – Ни малейшей иронии в голосе.

Я резко поднялась:

– Мне пора. Я обещала не задерживаться.

– Да-да, конечно, – сказала Тея. Дэвид промолчал.

– Я вернусь в первых числах сентября, Тея. Сразу позвоню. Тея поцеловала меня в щеку и шепнула:

– Поздравляю. Дэвид молчал.

Я взяла саквояж и вышла. Быстро дошла до Второй авеню и остановилась в нерешительности. Совсем не хотелось возвращаться. Зато страшно хотелось хоть с кем-нибудь поговорить. Я зашла в магазин и позвонила Рите; незнакомый голос ответил, что она еще в Чикаго, у родственников. Тогда я поймала такси и назвала шоферу адрес Хелен Штамм. Но, уже войдя в вестибюль, я вдруг испугалась. Испугалась услышать, что решение, если его принял за меня кто-то другой, наверняка ошибочно. И тогда я останусь ни с чем. Я побежала прочь, опасаясь, что она увидит меня из окна и позовет; добежала до автовокзала и почти четыре часа просидела там на жесткой скамье, за все это время только раз выпив кофе в буфете, потому что боялась выйти на улицу, которая могла привести меня Бог знает куда.

Я вышла из автобуса в половине шестого утра и ждала до шести, чтобы позвонить Уолтеру; ждала бы и дольше, но было ужасно сыро и холодно. Как выяснилось, напрасно ждала: Уолтер не ложился и взял трубку после первого звонка. Через двадцать минут подъехал к остановке. По телефону я сказала:

– Я на остановке. Если вы не передумали, я согласна.

Он ответил:

– Я очень рад, Руфь. Еду!

Увидев его, я и сама неожиданно обрадовалась. Он вышел из машины и направился ко мне. В сумерках Уолтер казался высоким, красивым и надежным; я почти любила его в тот момент. Осторожно поцеловал меня в щеку и отдал мне свой джемпер, заметив, что я дрожу от холода. Надев его, я обхватила себя за плечи и погладила мягкую серую шерсть. Уолтер положил мой саквояж в машину, и мы поехали домой.

– Как Борис? – спросила я, словно после долгой разлуки.

– Прекрасно. – Он улыбнулся. – Вечером заявил, что соскучился, будто прошло уже три дня, а не три часа, как вы уехали. Спрашивал, не знаю ли я, когда точно вы вернетесь.

– Надеюсь, он еще спит.

Но Борис давно проснулся и не мог понять, куда делся отец.

– Борис, – начал Уолтер, – у нас для тебя приятная новость.

Борис посмотрел на меня, потом на отца. По выражению его лица я вдруг поняла: он не в восторге от того, что сейчас услышит.

– У тебя будет новая мама, – с улыбкой продолжал Уолтер. – Вернее, мачеха.

– Что это значит? – в упор спросил Борис.

– Это значит, что мы – Руфь и я – собираемся пожениться. Она станет для тебя новой мамой.

Мы думали, он обрадуется. Какая наивность! Известие шокировало его. Привело в ужас.

– Но она же такая молодая! – воскликнул мой милый Борис, в своем горе забыв о приличиях. – А ты такой старый!

– Что ж, – Уолтер помолчал, подбирая слова, – мы думали об этом. Но, видишь ли, для взрослых людей это не так важно, как…

– Но ей же почти столько, сколько мне!

Я обняла его:

– Не совсем, дорогой. На десять лет больше. Эти десять лет очень многое меняют.

– Но… но… – начал он и, не найдя слов, чтобы выразить свою боль, выскочил из дома и два часа где-то пропадал. Вернувшись, он смущенно, как и полагается воспитанному ребенку, признал, что вел себя глупо, а вообще очень рад. Я поцеловала его, и он заплакал.

Глава 7

Уолтера удивило, что я не хочу устраивать торжественную свадьбу. Он явно готовился к разговору, думая, что ему пришлось бы терпеливо и снисходительно объяснять своей неразумной молодой невесте, почему, в силу каких обстоятельств пышная свадьба была бы неуместна. Ему нужна была жена, которая во всем полагалась бы на него: легкомысленная щебетунья, которая боготворила бы его за то, что он осчастливил ее, и трепетала при мысли, что она такая невежда; которая покупала бы себе немыслимые шляпки, и он терпеливо объяснял бы ей, что это не следует носить, а она начинала бы капризничать, и ему пришлось бы ласково убеждать ее, что глупо расстраиваться из-за пустяков. Шляпки дарили бы прислуге, а женушка проливала бы слезы благодарности.