Стремление к счастью. С комментариями и объяснениями

В хорошем обществе господствует нейтральный, бесстрастный тон условных иллюзий и лжи. Поэтому не только политические, но даже религиозные и научные вопросы, составляющие «злобу дня», обсуждаются в этом тоне. Сущностью нашего века является ложь, ложь во всем, начиная с политики и науки и кончая религией и нравственностью. Всякий, кто говорит теперь правду, считается «необразованным», а «необразованность» равносильна безнравственности. Нравственным и достойным уважения считается лицемерное отрицание христианства, кажущееся его утверждением; безнравственным и преступным – искреннее, нравственное отрицание христианства – отрицание, откровенно называющее себя отрицанием. Нравственной является произвольная игра с христианством, позволяющая как бы соглашаться с одним его принципом и на самом деле игнорировать другой; ибо «одно сомнение, согласно Лютеру, влечет за собой все другие, по крайней мере, в принципе; безнравственно серьезное отречение от христианства в силу внутренней необходимости. Нравственна беcтактная половинчатость; безнравственна уверенная в себе, убежденная целостность; нравственно легкомысленное противоречие; безнравственна строгая последовательность; нравственна посредственность, не умеющая проникать в глубину вещей; безнравствен гений, изучающий предмет до основания; – короче: нравственна одна только ложь, скрывающая зло истины или – что теперь одно и то же – истину зла.

Истина считается в наши дни не только безнравственной, но и ненаучной. Истина – граница науки. Свобода плавания немецких кораблей по Рейну простирается только jusqu’à la mer; свобода немецкой науки – jusqu’à la vérité.

 jusqu’à la mer (фр.) – до моря, то есть без права свободного выхода в море, где господствует соответствующее международное право и требуется специальное международное разрешение.

jusqu’à la vérité (фр.) – до истины, то есть не переходя к ней самой.

Когда наука достигает истины, она перестает быть наукой и делается объектом полиции – полиция есть граница между истиной и наукой. Истиной является человек, а не разум in abstracto, жизнь, а не мысль, остающаяся на бумаге. Поэтому мысли, переходящие непосредственно из пера в кровь, из разума в человека, перестают быть только научными истинами. Наука в сущности является теперь бесполезной, но за то и безвредной игрушкой ленивого разума; она стала заниматься вещами безразличными для жизни и человека; но даже и в противном случае она все же настолько скучна и бесполезна, что никто о ней не думает. Поэтому необходимым качеством настоящего, почтенного, признанного ученого является пустота ума, холодность сердца, отсутствие настроения – одним словом, бесхарактерность. Эти качества особенно необходимы для ученого, который, в силу своей науки, должен касаться щекотливых вопросов времени. Но ученый, отличающийся неподкупной любовью к истине, решительностью и твердостью, поражающий зло в корне, доводящий всякое дело до кризиса, до окончательного разрешения, – такой ученый уже не есть ученый. Боже сохрани! он – «Герострат». Его необходимо как можно скорей вздернуть на виселицу, или по крайней мере, пригвоздить к позорному столбу. Последнее предпочтительнее; ибо смерть на виселице, по началам современного «христианского государственного права, считается неполитичной и «нехристианской», так как она есть смерть очевидная и бесспорная; а пригвождение к позорному столбу, как смерть гражданская, отвечает лицемерному духу политики и христианства, ибо не кажется смертью. А ведь отличительной чертой времени является ложь, чистейшая ложь во всех сколько-нибудь щекотливых вопросах.

 Гражданская смерть – публичное лишение большинства гражданских прав: прежде всего, права на участие в каких-либо общественных делах, запрет дел с участием этого человека, приводивший к изоляции осужденного, хотя свободы он не лишен. В нашей традиции иногда называется «гражданская казнь».