Стремнина

На заднем сиденье зашевелился Любшин, протер глаза, непонимающе уставился в смотровое стекло. Впереди нарастал гигантский город, этакая неповоротливая громадина, границы которой очерчены были этажами микрорайонов, горбатыми светильниками моста, заводскими трубами. Перспектива уходила за пределы человеческого взора, терялась в морозной дымке, которую не могли одолеть даже солнечные лучи.

Гомозов закашлялся, высвободил лицо из толстого шарфа, сел:

— Где мы, Иван Викторович?

— Прибыли в стольный град Днепропетровск, Петр Тихонович. Да, я забыл тебя спросить: ты при полном параде? Ну, звезда Героя, депутатский значок?

— Взял. Только к чему все это, Иван Викторович, — застеснялся Гомозов.

— Эх, Петр Тихонович, ты себе даже представить не можешь, как важны в некоторых ситуациях все эти регалии. Вот зайдем к заместителю министра, а он сразу и отметит: солидные люди приехали, с заслуженными наградами, надо им навстречу пойти. А? Как понимаешь, комиссар?

— Спросить хотел, Иван Викторович… У вас какие награды имеются?

— А никаких, если не считать медали «За трудовую доблесть». Обойден оными, Станислав Иванович, но не тужу. Полагаю, что дело это неспешное, хотя, если сказать правду, бывает и обидно. А в общем, не о том мы разговор ведем. Есть предложение, мужики, привести себя в респектабельный вид, потому что глянешь сейчас на ваши заросшие физиономии — и никакого почтения не возникает. Взял я с собой механическую бритву, если не побрезгуете — можете воспользоваться. А Иван Алексеевич пока чуток пусть передохнет.

Худому, черному, чем-то похожему и обликом, и статью на тощего долговязого весеннего грача, Гомозову приходилось хуже всех. Бритва не брала жесткую щетину, и он возился с ней почти столько же, сколько все остальные, вместе взятые. Туранов, настроившись на боевой лад, расхаживал возле машины по обочине, раскапывал снег, выгребал ростки озимых:

— Ничего живут, родимые… Эх, вот выгонят из директоров, пойду в село. В молодости комбайнером работал, времена были, скажу я вам. С поля придешь, молока холодного из погреба хлопнешь, умоешься — и на гулянку. А утром чуть свет опять в поле — и никаких тебе планерок, вздрючек из обкома или министерства, никаких тебе труб…

Любшин глядел на его красноватое от мороза лицо, думал о том, сколько силы заложено в этом человеке. Несмотря на пальто с хорошей подкладкой, его морозило, а Туранов ходил по полю широкими шагами, распахнул куртку, и не было даже намека на то, что ему может быть холодно. А ведь у них разница в возрасте и не такая уж маленькая.

Наконец закончил бритье и Гомозов. Иван Алексеевич включил зажигание, и машина покатилась по наезженной дороге к маячившим невдалеке первым домам Днепропетровска.

В приемной министерства им пришлось некоторое время подождать: Михаила Петровича не было, выехал с утра на один из местных заводов. Туранов послал спутников в буфет, а сам остался на месте, полагая, что если заместитель министра приедет, то к нему сразу же собьется очередь. Начал уже подремывать, пристроившись в мягком кресле у окна, слушая, как секретарша уютным голосом сообщает данные по вчерашнему дню какому-то еще начальнику. Булах вошел неожиданно, не глядя по сторонам, и только когда Туранов поднялся, узнал его:

— Ну вот, опять тяжмашевцы пожаловали… А я смотрю, что это за делегация по коридору прогуливается. С Героями, а, Иван Викторович? Ну заходи.

Любшин и Гомозов уже топтались на пороге приемной и вслед за заместителем министра и Турановым вошли в его кабинет. Пока Булах снимал пальто и вешал его в шкафчик, гости расположились возле стола. Туранов вынул бумаги, а Любшин подталкивал вперед робевшего Гомозова.

— Знакомьтесь, Михаил Петрович, — Туранов поднялся, — вот наш известный станочник товарищ Гомозов, Герой, депутат Верховного Совета страны, а это — секретарь парткома товарищ Любшин… Вот приехали с убедительной просьбой. Режет нас Коваленко с трубами. Будущим месяцем сдавать шесть экспортных котлов, а у нас ни метра в запасе, да и вы ж знаете, по четвертому кварталу мы недополучили шесть тысяч тонн, кое-как выкарабкались за счет собственных ресурсов. По согласованию с министерством делали внутрисоюзные заказы, так вышло, что там можно было допуски снизить, бытовка шла, сейчас же — на экспорт, и тут хоть плачь, Михаил Петрович. Вот сам все бросил и приехал.