Стремнина

— Я заряд хотел сбросить, — заговорил Демид Назарыч, с трудом шевеля губами, вроде бы извиняясь за свою нерасторопность и одновременно стараясь уточнить причину своей беды.

— Ты, батя, себя не вини, — сказал на это Морошка. — Виноватого я знаю.

— Знамо, он, Родыга, — выговорил Демид Назарыч.

— Я и сам сейчас так думал, — признался Морошка. — А зря: виноват-то, пожалуй, только я один. Прости, батя! Откажись я возиться с его снарядом наотрез — и не быть бы этой беде. Твердости не хватило.

Демид Назарыч слегка прикрыл глаза, вслушиваясь в покаянные слова прораба, и промолчал, словно бы от слабости, но сердцу Арсения было дорого это мудрое молчание старика. Потом он открыл глаза и поглядел на Морошку долгим и добрым взглядом. Он хотел, чтобы сегодняшний случай остался для Морошки зарубкой на всю жизнь.

Арсений согласно кивнул, принимая его совет. Теперь Морошке не терпелось узнать от самого Демида Назарыча, что с его руками, но он не решался заговорить. Демид Назарыч догадался, что мучает Морошку, и сообщил спокойно, с надеждой, что и прораб встретит его сообщение достойным образом:

— Правую отрежут… — Уловив еще что-то во взгляде Морошки, добавил: — Может, и по локоть.

— Больно? — спросил Арсений.

— Не… — ответил Демид Назарыч. — Только горит все время. Вроде я ее в огонь сунул и держу…

— А голова?

— Как с медовухи.

— Потерпи, батя, сейчас отправим в Железново, — Арсений обернулся к толпе рабочих. — Где теплоход?

— Сейчас подойдет, — ответил Кисляев. — Ловит самосброс.

— Ты о себе подумай, — сказал Демид Назарыч тоном, в каком слышались отзвуки его прежней милой строгости. — Гляди, мокрый весь. Переоденься, а то остынешь. Ты этим не шути.

— Схожу, батя, — быстро согласился Арсений.

— Потом… дело есть.

— Какое тут еще дело?

— Самое главное…

Это было загадкой для Морошки. Он постоял в раздумье, но так и не разгадав ее, направился к прорабской.

Вернулся Арсений в потрепанной штормовой куртке на искусственном меху, в беличьей шапке-ушанке и в кирзовых, сильно ободранных сапогах. Увидев его в знакомой охотничьей одежде, Демид Назарыч вспомнил, как они прошлой осенью много раз бродили с ружьями по тайге.

— Да, опять осень, — проговорил Демид Назарыч заметно слабеющим голосом, но еще довольно выразительно. — Скоро таймень вовсю начнет хватать, хариус покатится по Медвежьей…

И гадать нечего: ему было больно и горько расставаться с тайгой, да еще, скорее всего, навсегда. Арсений осторожно поправил под его головой подушки и попытался как мог утешить старика:

— Скоро и мы уйдем отсюда.

— Да, скоро, — согласился Демид Назарыч и попросил: — Водицы бы…

Подошла Обманка и напоила старика с ложечки речной водой, и тут кто-то из рабочих сообщил:

— Вон и «Отважный»!

— Не позабыть бы в суматохе, — спохватился Демид Назарыч. — Где Сергей-то? У него мои документы.

Кисляев молча передал Морошке небольшой сверточек в полиэтиленовой пленке.

— Вытащи партийный билет, — сказал Демид Назарыч. — Там есть одна бумага. Успел все же написать…

Развернув перед собой желтоватый хрустящий лист бумаги, Арсений долго всматривался в строчки, выведенные на ней рукой Демида Назарыча, будто совсем разучился грамоте. Слова прыгали и неслись по бумаге, как листья в ветреный день листопада. Осторожно сложив бумагу так, как она была сложена прежде, Арсений прижал ее к груди, давая понять старику, что она ему очень дорога. Но лицо его между тем нахмурилось и построжело. Демид Назарыч поманил его взглядом к себе и, когда Морошка нагнулся над ним, заговорил тихонько, с той строгостью, какую никто не считал за строгость:

— Не раздумывай, давно пора. Рабочего люду, вот кого поболе бы в партию. А кое-кого оттуда метлой бы…

— Ну-у! — безотчетно подтвердил Морошка.

— Вторую даст Завьялов, — продолжал Демид Назарыч, вероятно с некоторым напряжением стараясь не утерять нить своей главной мысли. — Я с ним говорил… — По расчетам старика, теплоход уже приближался к стоянке, и он внутренне готовился покинуть Буйную. — Все остальное заверни и засунь в карман… да заколи булавкой.

— Пиджак в каюте? — спросил Морошка.

— Там. Все там. Соберите. А спиннинги и удочки — ребятам. У кого нет. Пускай ловят на здоровье.

Сопровождать Демида Назарыча в Железново вызвались Сергей Кисляев и еще трое однополчан.

Едва «Отважный» спустился с шиверы, Морошка решил навестить Родыгина. Тот лежал в каюте начальника земснаряда, переодетый в сухую одежду: поверх белья на нем были короткие штаны и небольшой пиджачок — ни дать ни взять персонаж из комедии. На столе, придвинутом к койке, стояла ополовиненная бутылка спирта, граненая стопка и стеклянная банка с водой. Судя по всему, Родыгин уже принял добрую порцию спирта: синева с лица схлынула, а глаза хотя и смежались от сонливости, неизбежной в таких случаях, но нет-нет да и сверкали, как угольки в золе.

— Это вы? — спросил Родыгин, борясь с сонливостью. — Садитесь, выпейте, а то простудитесь.

— Сойдет! — ответил Морошка. — Пейте сами.

— Жаль Егозина…

— А остальных?

— Всех, конечно, жалко, — поправился Родыгин, хотя и без особенной поспешности и охоты. — Но если говорить о Волкове…