Стремнина

Все еще зоревали, лишь Варенька гремела посудой у камбуза. Морошке не терпелось, хотелось обойти все каюты и разбудить рабочих, но он вовремя устыдился и вернулся в свою избу. И долго еще пришлось ему помучиться от нетерпения в это утро. И позавтракали, и стали готовиться к выходу в прорезь, а туман все еще держался над рекой. Морошка несколько раз выходил к обрыву и едва не скрипел зубами от досады, наблюдая за тем, как он медленно слабеет и расползается по падям.

Наконец можно было идти к реке, и тогда мать, взглянув на Гелю, сказала озабоченно:

— Иди-ка с ним, доченька, постереги его. Разогреется, разденется и опять застудится.

Арсений, должно быть, того и ждал. Очень охотно позвал Гелю:

— И верно, пойдем-ка…

Уходя из избы, он посоветовал матери:

— А ты гляди тут, мама… — Он как-то странно смутился. — Закройся — и никого. Тут разный народ бродит, а у меня вон несгораемый шкаф. Подумают еще, что с деньгами.

Спускаясь к реке, Морошка спросил у Гели:

— Она никуда здесь не ходила?

— От тебя ни на шаг.

У брандвахты они повстречались с Сысоевной.

— Где же Белявский? — спросил ее Морошка.

— Сгинул где-то, — ответила Сысоевна. — Надо быть, у тех парней, какие на зимовье. Он все туда ходит.

— Что за люди?

— Геологи, кто же больше?

В начале лета отряды геологов, один за другим, уходили вверх по Медвежьей и там разбредались в разные стороны. Сейчас же как раз наступил срок, когда геологи возвращались к Ангаре, и потому у Арсения не возникло никаких подозрений.

Катамаран уже был закреплен перед носом «Отважного». Вокруг него носились взрывники: засыпали порох в небольшие мешки для дробления отдельных камней, перетаскивали их на катамаран, проверяли ручную лебедку, с помощью которой поднимался и опускался скребок, возились около крана и у водолазной станции. Взрывники не успели отгоревать после недавнего несчастья на реке, но считали, что Арсений Морошка переживает его еще сильнее, и потому им хотелось найти для него сейчас какие-нибудь ободряющие слова. А Сергей Кисляев, на правах наиболее близкого друга, даже толкнул его легонько в бок:

— Ожил?

— Ну как? — кивая на катамаран, спросил Морошка.

— Не снаряд, а чудо! — загорелся Кисляев. — Сами ищем камни, сами убираем.

Вышли на реку, когда даль еще была затянута дымкой тумана. Арсению казалось, что он не был на реке целую вечность — так соскучились и его душа, и его глаза по зеленой, в сплошных завитках и воронках, вечно кипящей изнутри стремнине. Ненавидеть бы ее Морошке, люто ненавидеть, ведь было за что, а он вот, даже после небольшой разлуки, не мог оторвать от нее взгляда. Туман теперь рассеивался быстро, открылись все прибрежные горы, и вспыхивали на солнце, как зеркала, огромные плиты на утесах. Перед шиверой показался первый караван, спускающийся вниз; над рекой пронесся тревожный, протяжный гудок.

Рабочие разговорились по этому случаю:

— Гляди, уже бегут!

— Охота ли сидеть на камнях?

— А вот погоди, что днем будет!

Караван, спустившись до прорези, закрытой бакеном, свернул в реку, в излучину извечного судового хода и тогда Арсений обратился к Завьялову:

— Может, пройдемся по всей прорези? Поглядеть охота, какая она после зачистки.

Поднялись до начала прорези, и Сергей Кисляев скомандовал бригаде:

— А ну, покажем работу! Даем скребок!

Двое рабочих, медленно разматывая трос с барабана, опустили скребок в реку, перекрыв путь струе. Перед носом катамарана струя забурлила, запенилась, начала облизывать внешние борта понтонов, а между ними вода стала спокойной, прозрачной — очень хорошо просматривалось дно. Скребок был закреплен на проектной отметке, и теплоход начал медленно спускаться задним ходом по прорези. Скребок шел ровно, не вздрагивая, не задевая за камни, что означало: будущий судовой ход ровен и чист. На всей верхней части прорези скребок не подцепил ни одного камешка.

— Ну, как? — подмигивая, спросил Кисляев.

Арсений впервые за утро улыбнулся, похвалил друзей:

— Чистая работа!

— Этот участок полностью готов, — сказал Завьялов. — Сегодня же скажу Горяеву: пусть принимает.

Миновали вешки, откуда велись взрывные работы в последние дни штурма, уже с помощью заряда Волкова. И здесь скребок несколько минут не задевал за дно.

— А тут много было? — спросил Морошка.

— Нет, очень мало, — ответил Завьялов.

— Значит, не зря повернули земснаряд.

Но вот скребок загремел, заскрежетал, подцепил первую порцию мелко взрыхленной породы, но еще не так много, чтобы была нужда сбрасывать ее за пределами прорези. А вскоре скребок зацепился и за камень, и зацепился крепко, но Кисляев, ощупав его наметкой, доложил:

— Небольшой! Вытащим!

Вася Подлужный уже сидел на ящике из-под пороха в желтом скафандре. Вокруг него хлопотали взрывники: подпоясывали, вешали на грудь и спину грузы. Перед тем как спрятать голову под шлем, Вася, ухмыляясь, попросил друзей:

— Осторожнее. Прическу не попортите.

Все работали дружно, с огоньком, стараясь порадовать прораба своей работой.

— Качай! — скомандовал Кисляев рабочим, стоявшим у помпы, и крикнул водолазу в телефонную трубку: — Ну, как, все в порядке? Двигай!