Стремнина

…С тех пор, как Евгений вошёл в её жизнь, они много времени проводили вместе, корпели над чертежами, решали задачки, списывали пропущенные лекции с чужих конспектов. На этой стадии их отношений она воспринимала Женю сугубо прагматично. Видела в нём хорошего товарища, отзывчивого друга, не более. Оставшись наедине, она, как и многие девушки её возраста, мечтала о статном красавце-мачо, хотя и слова такого, мачо, тогда еще не было в обиходе. Женя подозревал о таких «мечтах» подруги и старался соответствовать образу: был одет в соответствии с тогдашней модой, носил узенькие брючки, всегда представал перед ней чистеньким и опрятным, этаким мажором с всегда цветущей на лице белозубой улыбкой. Вот только бы забыть про эти чёртовы сантиметры, (всего-то их пять или шесть), на которые он был выше, да, да, именно выше, а не ниже Маринки. Но ведь вот какое дело. Если учесть, что она носила модный в то время начёс и туфли на шпильках, то при этом невольно ощущала себя каланчой, свысока взирающей на своего спутника. По крайней мере, ей так казалось. На самом же деле, они идеально подходили друг другу по росту.

Ну ладно с ростом, ещё ей не нравилась его речь, прорывающееся косноязычие. Женя был из рабочей семьи. Его отец работал печником, а мать была домохозяйкой, в прошлом простой деревенской женщиной. Проучилась в школе всего два класса. Соответственно и разговаривала. В её лексиконе были не редкостью словечки «булгахтер», «ведмедь» и, конечно же, сын набрался такого, с позволения сказать, фольклора. который ужасно коробил Марину. Она выросла в интеллигентной семье, обладала, как говорила её учительница по литературе и русскому языку, врождённой грамотностью, почерпнутой не только в школе, но и из огромного количества прочитанных книг.

Правда, чего не отберёшь от Евгения, так это то, что он был очень интересным собеседником, много знал и был начитан не менее её. Писал, правда, как курица лапой, делая множество ошибок.

Познакомившись с Мариной ближе, Евгений рассказал ей о своём трудном предвоенном детстве и отрочестве — он родился за четыре года до начала Великой Отечественной. Жила их семья бедно, нередко впроголодь. А в сорок первом на свет появилась младшая сестрёнка. Мать выбивалась из сил, чтобы хоть как-то прокормить детей. Какое там воспитание? Дети были предоставлены самим себе. Жили они тогда в бараке, где на всё про всё у них была комната метров восемнадцать. Четвёртую часть площади занимала печка с плитой. Ещё с ними жил тогда старший брат матери.

По соседству, через стенку, ютились такие же простые работяги с кучами детей, предоставленных, как и Женька, самим себе — своей изменчивой и тяжёлой судьбе. Что только ни вытворяли пацаны из их барака! Слушая рассказы Жени, Марина не переставала удивляться, как такое могло случиться, что из этого хулиганистого парнишки, рано научившегося материться, вырос, по сути, надёжный и порядочный человек. Узнав, что Марина на дух не переносит нецензурной лексики, Женя напрочь исключил из своей речи жаргонные словечки и мат. Постепенно, общаясь с ним, Марина обнаружила, что, как ни странно, её друг очень начитан, иногда мог блеснуть перед ней знанием произведений, о которых она и слыхом не слыхивала. Удивительно, но факт!

Марина обрела в Жене сильного и знающего помощника в учёбе. А учиться в Политехе да, к тому же, на самом престижном тогда факультете автоматики и вычислительной техники, оказалось очень непросто. Женя помогал девушке разобраться в различных, часто малопонятных женскому уму схемах мультивибраторов, трансформаторов, прочих электрических «закавык», в которых Марина без помощи Евгения, как сказала бы нынешняя молодежь, «совсем не шарила».

С лекций ребята отправлялись к Марине домой и наскоро поев, принимались за чертежи, вечером, когда голова совсем уж не «варила», бежали развеяться в кинушку. После сеанса Женя провожал её домой. По дороге они нередко спорили, обсуждая различные стороны жизни, бывало, злились друг на друга, но, попрощавшись, мирно расходились по домам.

Женя утвердился в её сознании основательным, надёжным парнем, с ним было приятно дружить, на него во всём можно было положиться. Провожая Марину до дома, Женя пытался иногда поцеловать её. Она не увёртывалась: его поцелуи были ей приятны.

Ах, поцелуя первый трепет… когда ещё не жарок он, когда похож на нежный лепет прикосновений робких сон… И сердца гулкие удары, и словно крУгом голова… и будто громкие фанфары, звучат признания слова… Ах, этот сонм переживаний! Ах, эта сладостная дрожь, миг неосознанных желаний с зарёю утреннею схож.

Мариночка была ещё не разбуженной женщиной. Всё, что с ней происходило, было внове. Начитавшись прекрасных романов, она ждала любви, но эти отношения с Женей… разве это любовь? Она не хотела морочить ему голову, вселяя ложные надежды. Девушка ничего не чувствовала такого, что хотя бы отдалённо было похоже на её представления о любви. Позволяя целовать себя, она не отвечала на поцелуй. К тому же, ей казалось, что целоваться она не умеет, и это весьма её смущало.