Стрежень (= Юноша и машина)

- Аи-аи! Безобразие! - искренне сочувствует дядя Истигней. - Это они так заработались, так захлопотались, что и забыли упредить. Это не иначе, как так... Ах, ах! Одно не разумею: что Степушка-то думал, почто он-то не рассказал, а? - спрашивает дядя Истигней, поднимаясь с корточек и невинно глядя на девушку.

- Мы с ним поссорились, - неожиданно для себя самой откровенно отвечает Виктория.

- Аи-аи! - поражается старик. - Как же так? На одном леске робите, с одного котла снедаете. Как же так? - еще больше удивляется он, но потом мгновенно становится серьезным, берет Викторию за руку, проникновенно продолжает: - Зачем ссориться! Не надо! - И, словно поняв вдруг все, наклоняется к ней. - Понимаю теперь, что делается! Понимаю, почему тебе не сказали про скорость-то!

- Почему?

- Все понимаю! Ты присядь-ка, поговорим. Вон на корягу и садись...

Дядя Истигней лезет в карман за кисетом, достает его, неторопливо проделывает все те несколько забавные операции, которые нужны ему для закуривания.

- Это хорошо, что тебя за живое взяло, - говорит он, искоса наблюдая за девушкой. - В коллективе все должно быть общее.

- Евстигней Петрович, я жду ответа... Почему мне не сказали?

- А ты не слеши, не торопись. Дело серьезное! - отвечает старик. - Мне понятно, почему тебе не сказали. Смотри, какая картина: со Степкой ты поругалась - он не скажет, Семен Кружилин не скажет тоже - он Степкин друг, да и настоящий друг. Ульян Тихий тебя боится, не любит тебя - строга ты с ним очень... Наталья тоже не скажет, ты к ней относишься свысока. Григорий Пцхлава за Ульяна горой. Значит, и он к тебе большой дружбы не чувствует. Ну, а я? Я человек молчаливый, неразговорчивый, опять же боюсь, что редуктор не пойдет.... Ну, а....

- Товарищ Мурзин, я не нуждаюсь в ваших оценках... - побледнев, говорит Виктория. Дядя Истигней холодно перебивает ее:

- Прошу выслушать до конца.

Виктория, уже повернувшаяся, чтобы уйти, останавливается.

- Что еще? Я жду.

- Отменно. Да ты присядь! Вот так... Люди мы свои, делить нам нечего. Хочу, чтобы поняла ты нас, рыбаков. Народ мы дружный, спокойный, доброжелательный, - говорит дядя Истигней. - Подумай, не уходишь ли в сторону от людей? Ты умный, начитанный, крепкий человек, а путаешь, петляешь. Подумай, помозгуй, - еще ласковее говорит он, кладя руку на обшлаг ее спецовки. - Тебе в жизнь идти, Виктория, тебе много надо думать...

- Я ничего не сделала плохого коллективу, - говорит Виктория. - Что мне надо еще делать?

- А коллективу плохое трудно сделать. Одному, двум, ну от силы трем можно. Потом раскусят, поймут и... ничего плохого уже не сделаешь! Ты, Виктория, думай о другом - не строга ли слишком с людьми, не высока ли в самомнении?

- Евстигней Петрович, вы знаете, я хорошо работаю, изучила дело. Ну что еще надо? Мои отношения со Степаном - личное, - уже спокойно говорит Виктория. - Что я должна еще делать, Евстигней Петрович?

- Не о деле речь, - говорит старик. - Об отношении к людям.

- Ну, знаете, я не умею дипломатничать. Я к себе отношусь так же строго, как к другим.

С катера доносится зычный крик Стрельникова: "Подхватывай!" Дядя Истигней бросается к берегу, чтобы принять крыло невода.

Рыбаки возбуждены. "Чудесный" еще движется, мотор дорабатывает последние такты, а Семен уже прыгает в воду, по пояс погрузившись в нее, бежит на берег, подлетев к выборочной машине, гремит рычагами, что-то подкручивает, подвинчивает, орет дяде Истигнею: "Живее! Не тяните!" Когда крыло зацеплено, а Ульян подает знак, что тоже готов, бригадир торопливо поднимает на блоке бело-голубой флаг Карташевского стрежевого песка, и дядя Истигней приглушенно говорит:

"Добро!" Семен мягко прикасается пальцами к заводной белой кнопке.

Мотор сначала медленно, потом все быстрее и быстрее передает обороты валу выборочного круга; затем Семен прикасается пальцем еще к какой-то кнопке, раздается чавканье хорошо пригнанного металла, вступает в действие вал ускорения, и все видят, как на самодельном счетчике Семена появляется цифра, показывающая, что обороты вала увеличены в полтора раза.

Невод струится из воды ровно, прямо, поплавки не утопают, как предполагал дядя Истигней. Это значит, что невод идет правильно. В линии тюллавков, идущих к берегу, пропадает пунктирность, от скорости они сливаются в оплошную линию.

Но дядя Истигней делает вид, что он все-таки чем-то недоволен.

- Дальше пойдет хуже! - говорит он. - В конце может заесть.

- Вполне! - соглашается Семен.

Однако ничего не заедает - невод идет по-прежнему ровно, быстро, мотор работает легко и четко. Не заедает! Коловщик Ульян Тихий движется по песку много быстрее, чем обычно, но ему не тяжело - он свеж, ибо уже несколько дней не пил водки, да и Наталья ему помогает.

Петля невода суживается, Семен, улыбнувшись, сбавляет газ. Он сообразил, что с увеличением скорости увеличивается инерция и машине после первого трудного рывка работать легче. Он, собственно, предполагал это.

- Пошла! - ревет берег.