Стрежень (= Юноша и машина)

Степка знает это и без нее. Инстинктивно оттолкнувшись ногой от тугой тетивы, он ныряет, уходит далеко в воду, но, вынырнув, оказывается опять в неводе, который не распрямился, а лежит на воде плоско. Степка собирается снова нырять, но Семен Кружилин уже останавливает катер, на больших оборотах ванта срабатывает задним ходом. Он спешит на помощь. И Степка первым понимает, что может случиться.

- Намотаете! - ошалело кричит он, забыв о том, что находится в опасности.

Мотор стихает сразу, внезапно, словно его остановили сильной рукой.

- Намотали невод! - говорит Виталий.

- Намотали! - повторяет Наталья.

- Намотали! - мрачно подтверждает Семен Кружилин.

Гулкая тишина стынет над Обью.

Степка, успевший поднырнуть под невод, плавает в тридцати метрах от катера. И Степку, и катер, и невод- все несет сильная обская волна. Степке хочется одного - уплыть от катера подальше, выбраться на противоположный берег и зарыться головой в песок, чтобы люди не видели его. Он так и собирается сделать, поворачивает к поселку, однако потом спохватывается и плывет к катеру.

- Возьмите греби! - сердито говорит бригадир.

Рыбаки молча берут длинные, большие весла, отцепляют завозню - теперь им придется взять катер на буксир и тянуть его к берегу.

- Лезь в завозню, - говорит Степке бригадир и отворачивается от него. Наделал, парнишка, делов! Будем ставить вопрос!

Мокрый и жалкий, Степка выбирается из воды.

Волоча, как два поникших крыла, концы невода, "Чудесный" на буксире возвращается к берегу.

Виталий Анисимов докладывает рыбакам:

- Дело было простое, товарищи! Еще как сели в завозню, я приметил, что Степка сам не в себе. Разболтался, это, в руках, вообще колобродит. Я, конечно, как старшой, серьезно так посмотрел на него, а Наталья, конечно, говорит ему, что ты, дескать, котеночек и тебя надо отстегать хворостиной...

- Этого я не говорила... Про хворостину...

- Пускай не говорила! Ладно... Ну вот, значит, Наталья обозвала его котенком и сказала, что нужно отстегать хворостиной. Я еще пуще сердито на Степку посмотрел. Григорий вот может подтвердить...

- Мы ничего не видели, мы ничего не знаем! - вертит черной головой Пцхлава. - Мы думали о нашей теще!

- Пускай не видел! Пускай не знает! Ладно!.. Вот, значит, я на него посмотрел, а он свое - вертится, улыбается здоровенными губищами.

- Заостряй вопрос! -требует Николай Михайлович.

- Заостряю! В общем, смотрю, он и верно на котенка похож, но руками действовает правильно, бирко...

- Ты короче можешь? - злится Семен Кружилин.

- Я могу вообще не докладать! - покладисто отвечает Виталий. - Была нужда! Могу вообще не докладать!

- Анисимов, продолжай вопрос! Кружилин, молчи!

- Продолжаю вопрос... Значит, руками действовает правильно, бирко, а тут эта язва-холера, Наталья, давай его водой поливать. То есть давай со Степкой баловаться, заигрывать.

- Вот дурак! - сильно покраснев, говорит Наталья. - Я таких дураков...

- Пускай дурак! Ладно! А зачем в завозне баловаться, заигрывать? Вот пусть люди рассудят, кто дурак, кто умный... А я могу вообще не докладать!

- Ты кончишь когда-нибудь? - выходит из себя Семен. - Или тебя надо самого орясиной огреть?

- Анисимов, продолжай заострять вопрос! Кружилин, молчи!

- Значит, Наталья давай поливать его, заигрывать, а он - ее. Ну и вывалился! - говорит Виталий и облегченно, радостно улыбается. - Весь вопрос...

- Понятно! - Николай Михайлович выпрямляется, встает над рыбаками во весь рост. - Понятно! Вопрос ясный. Других сообщений не будет?

Рыбаки сидят недалеко от берега, в тесном кружке; Степка - в середине. У него жалкий, растерянный вид, губы посинели; он даже не переменил мокрую одежду, и она прилипла к телу, отчего он кажется еще более жалким. Среди рыбаков нет дяди Истигнея: забредя по грудь в воду, он рассматривает невод, лучами собравшийся под кормой катера. Старик жмурится, качает головой, курит огромную самокрутку и чаще, чем обычно, моргает. Сам не замечая того, он еще глубже входит в воду - по горло; шарит рукой под винтом, потом сердито выплевывает намокшую самокрутку...

- У кого есть вопросы? - интересуется бригадир.

Рыбаки хмурятся, молчат. Произошло небывалое. Такого еще никогда не случалось в их практике, и они не только раздосадованы задержкой, но и удивлены - бывает же такое! Сгорая от стыда, Степка мается. Переживает. Он боится поднять глаза на товарищей, а пуще всего на Викторию Перелыгину.

- Значит, нет вопросов? - обеспокоенно переспрашивает Стрельников. Тогда сам буду иметь слово... Колотовкина, отвечай, зачем поливала водой Верхоланцева?

- Мое дело! - огрызается Наталья.

- Ты критику должна принимать! - уязвленно отвечает бригадир. Огрызаться нечего - критику надо принимать! Отвечай, почему поливала?

- Хотела и поливала... Не то, что думают... некоторые дураки... Заигрывала!

- Не перечь! Отвечай на вопрос!

- Не хочу!

- Товарищи, товарищи!

Голос Виктории Перелыгиной звенит. Рванувшись вперед, она влетает в круг рыбаков - тонкая, стройная, побледневшая от волнения.