Стрежень (= Юноша и машина)

- Товарищи! - звучит ее высокий голос. - Зачем мы разыгрываем комедию? Это же ребячество! Кто-то кого-то обливает водой! Мы же взрослые люди! Зачем этот допрос, точно мы школьники?

Она прямо, вызывающе смотрит на бригадира.

- Мне непонятно, как можно так вести себя во время работы. Как может Верхоланцев поставить себя так, что его во время серьезного дела обливают водой? Позор! Иного слова нет!

Виктория только чуть-чуть передыхает, чтобы еще громче произнести:

- Верхоланцева нужно примерно наказать. Он комсомолец! Пусть ответит перед комсомолом!

- У вас все? - опрашивает Стрельников.

- Все! - отрезает Виктория.

В тишине слышно, как хрумкает песок под броднями дяди Истигнея, подходящего к рыбакам. С него потоками льется вода, он задумчив, грустен, мокрые волосы торчат в стороны. Руки опущены вдоль тела. При виде старика Степка с болью проглатывает застрявший в горле комок. Тяжело опустившись, дядя Истигней протяжно вздыхает.

- Степка, Степка, как же так, а? Нехорошо, пар-ниша! - глухо говорит старик. - Узнает твой батька Лука Лукич, дойдет до Евдокии Кузьминичны. Нехорошо! Рыбак должен быть солидным, осмотрительным, самоуважительным.

На песке становится тихо, приглушенно. Кажется, что и Обь плещет тише, осторожнее умывает берега ласковой волной. Степка багровеет.

- Нехорошо, парниша! К важному делу ты приставлен, к нешутевому... Придет человек в магазин, пошарит по полкам глазами - нет осетрины! Почему нет? Степка Верхоланцев невод испоганил... -Старик огорченно почесывает в мокрой голове. - Молодой ты, Степка, это конечно. Душа радости просит, простору... Тоже понятно! Хочешь радоваться, ступай на берег, катайся по песку, если невмочь. Я понимаю, сам молодой был, а все же... Эх, нехорошо, Степка, нехорошо!

Степка не дышит.

- Стыдно тебе, тоже понятно... - Старик задумывается, пошевеливает губами, потом вдруг другим голосом решительно говорит: - Нырять тебе придется, вот что, Степка!

- Я, дядя Истигней... - хрипло начинает Степка, но старик строго перебивает:

- Теперь помолчи! Теперь ты должен молчать!.. Семен! - Дядя Истигней обращается к механику. - Семен, ты назад можешь немного сработать?

- Немного могу.

- Так! - Дядя Истигней, оценивающе оглядев рыбаков, продолжает: Григорий пойдет на помощь Степану. Ты, Виталя, с Николаем, как невод достанем, зачинишь порванное, а ты, Наталья, пойди-ка второй невод готовить... Анисья!

- Чего тебе, старый?

- Баба ты здоровая - пойдешь тоже на помощь... Ты, контролер, - он обращается к Виктории, - ты невод распутывай наравне со Степкой. Я, конечно, с вами! Ну, айда!

Он поднимается, широко шагает к катеру, рыбаки за ним. Николаю Михайловичу и в голову не приходит, что его подменили, что дядя Истигней сделал то, что должен бы сделать бригадир. Шагая со стариком, Николай Михайлович озабоченно спрашивает:

- Здорово невод порвался-то?

- Думаю, чуток... Ты, Николай, не лазь в воду. Пускай Степка. Пускай поныряет, стервец этакий!

Два часа над Карташевским стрежевым песком не поднимается светло-голубой флаг. Два часа мимо пологого берега беспрепятственно идут пароходы и катера, капитаны которых с удивленным беспокойством поглядывают на песок. Качают головами - что это случилось? Два часа не слышно веселого тарахтенья выборочной машины, не отходит от берега катер "Чудесный".

Два часа вместе с другими рыбаками исправляет Степкину ошибку Григорий Пцхлава - разбирает запасной невод, готовит его к притонению, вытаскивает запутавшийся; весело переговаривается с Ульяном Тихим, который сегодня не опохмелился и от этого еще пуще обычного смущен, неловок. С неводам Ульян обращается осторожно, робко, точно боится неловким движением испортить его. Григорий подбадривает:

- Ничего! Мы думаем, что ошибка бывает всякой! Наша жена говорит: "Человек может ошибаться!" Наша жена молодец!

Щеки у Григория от бритья синие-синие, зрачки утопают в больших розовых яблоках, ресницы длинные и прямые, под носом - тоненькие, в ниточку, усики.

- Тебе, Ульян, надо хороший жена заводить. Чтобы был добрый, умный, красивый, как наша жена.

Сидя на корточках, Григорий цокает языком, вскидывает поочередно руки, как будто собирается вскочить, чтобы промчаться по песку в залихватской лезгинке.

- Мы, Ульян, очень любим свою жену!

...Об этом в Карташеве знают все. Теперь карташевцы уже привыкли к необычному мужу маленькой, по-девчоночьи тоненькой Анны Куклиной. Два года назад Григорий Пцхлава торговал на томском базаре кислым виноградным вином, которое его брат привозил из Грузии. Бывало, еще стоит раннее утро, а Григорий, потирая озябшие руки, уже похаживает возле большой деревянной бочки, поджидает городских пьяниц. Они появляются. Опухшие, непроспавшиеся, диковатые, готовые за раннюю опохмелку снять с себя последнюю рубаху. Однако Григорий рубах не снимает, он может дать и в долг.

- Понедельник отдашь, кацо!

Вино Григорий не хвалит, не врет, что из лучших колхозных погребов, а, насмешливо цокая, говорит:

- Кислятина! Лучше не имеем. Пей, что дают!