Стригольники. Русские гуманисты XIV столетия

Пресвятая троица, боже всего мира, посп?ши [помоги], настави сердце мое начата с разумомъ и кончати д?лы благыми — боговдохновенныя сия книгы, яже святый духъ усты Давыдовы отригну. Их же и азъ окушаюся глаголати.

Разумея же свое нев?жьствие и припадая, молю ти ся от тебе помощи прося: Господи Исусе Христе! Управи умъ мой не о глаголании устъ стужитиси, но о разум? глаголемого веселитися и приготовитися на творение д?ломъ.

Яже учюся или глаголю, да добрыми д?лы осиянъ — на судищи десные страны [по правую руку от бога] причастъникъ буду.

И нын?, владыко, благослови, да въздохнувъ от сердца, языкомъ воспою, глаголя сице: Слава и ныне…

Далее следуют приписки XVI в.:

«Таже приид?те поклонимся трижды Поем: Блажен муж (начало первого псалма), начиная тихо и разумно»

(л. 2)

Это не общая молитва перед чтением Псалтири в храме, а личное обращение автора тех 19 покаянных гласов, которыми он «покусился» пополнить канонические псалмы. Автор, очевидно, проповедник, причисляющий свои «глаголы» к тем добрым делам, которые обеспечат ему после страшного суда царство небесное, место одесную бога.

Для XIV столетия, столетия критического, «разумного» отношения к церковной книжности, весьма характерно двукратное обращение к разуму в этом кратком тексте. Очень важна и другая, тоже повторенная дважды идея: начать с разумного, заново осмысленного восприятия священных книг, а затем перейти и к благим делам.

Вводное слово вполне корреспондирует с находящимся рядом фронтисписом, девизом которого является высвобождение из тенет, из тех уз, которые опутывали православную церковь XIV в., тянули души умерших («навий») в ад. Символом высвобождения являются двое мужей-новгородцев или псковичей, отдаляющихся от опутанной узами церкви и с надеждой поднимающих к небу свои малые храмы-клети, пригодные для непосредственного общения с богом. Иисуса Христа в композиции нет, но есть символ новизны, нового дня, освобожденного учения — кур-шантеклер, певец утренней новой зари.

Степан, переделавший многие псалмы в чисто стригольническом духе («исповедайтесь господу»), изготовил (заказал) фронтиспис, композиция которого выражала ту же самую идею — законное право христиан обращаться к богу без посредников.

Весь комплекс Псалтири Степана скреплен единством идей: фронтиспис-эпиграф, краткое предисловие о приоритете разумного познания над простым любованием красноречием, отбор псалмов при помощи красочных буквиц и «разумная» подправка текстов в пользу стригольников — все это взаимно связано. Нам осталось ознакомиться с двумя десятками дополнительных включений, которые размещены между псалмами и отчасти за пределами псалтирного текста (20-е).

Как и в древней псалтири, где автор (Давид и др.) обращается прямой речью к богу, так и автор покаянных дополнений XIV в. говорит самому Иисусу Христу или Богородице:

Очютихъ язву [душевную] неисц?лну, взискахъ на земли врача и не обр?тохъ, но к тоб? въспущаю глаголы…

(л. 71 об.)

Враг [дьявол] стр?лою гр?ховною уязви, но ты [боже], яко врачь душамъ и т?ломъ, язвы душа моея исц?ли и спаси мя!..

(л. 61)

О духовенстве как о целителях душевных ран нигде нет ни слова — на земле нет духовного врача.

«Покаянные гласы» составлены образованным и начитанным человеком, не лишенным поэтического дара. Первые дополнения к псалмам напоминают о страшном суде:

Река же огньная пред судищем течеть
и книга разгыбаються и тайная обличаются…

(л. 8 об.)

Судьи с?дящю и ангеломъ предстоящимъ
труб? гласящи и пламени горящю…
Что створиши, душе моя

[звательный падеж],в?домая на суд?

(л. 49)