– Неважно! Со мной, как со скромной гостьей, он был прост и мил. Без отчеств. Как, может быть, в детдоме. В разгар торжества и праздника бракосочетания и любви он поднялся на сцену и коротко уронил через плечо: «Дети мои, плодитесь и размножайтесь…».
– Да они и так уже, впрочем.
– Он благословил их! «… То добро, которое я нес все эти годы, через годы невзгод для вас, дети мои. Вот это добро, плодите и умножайте его. Все забирайте», – горько проговорил мудрый мужчина и скупо уронил через плечо ключи от квартиры на «Бауманской».
– Аркадий Игоревич вообще самый нормальный мужик был на этой свадьбе.
– Игнатьевич.
– Неважно. И тут началась настоящая вакханалия праздничного торжества.
– Ну ты прикинь, родители хату на свадьбу подогнали? У тебя бы не началась вакханалия? Но это со стороны невесты. Ты со стороны жениха расскажи по порядку и сначала.
– О родителях жениха стоит сказать отдельно. Красивая и печальная матушка Алексея, простая мудрая женщина из Екатеринбурга, из горного края сказок, малахитов и самоцветов…
– Ну не так отдельно.
– Простая, мудрая и печальная женщина скромно представила гостям Владимира Георгиевича, с которым она сама познакомилась только на свадьбе. Познакомилась сама и представила гостям Владимира Георгиевича. Который, может быть, заменял и заменил Алексею того самого отца, которого он был лишен, может быть, с самого своего дня рождения. «Какой простой, но, может быть, мудрый человек этот Владимир Георгиевич», – подумала я удивленно. И оказалась права. Когда, казалось бы, отгремело главное торжество, вызванное подарком-квартирой со стороны отца невесты, на импровизированную, украшенную гирляндами сцену со стороны жениха вышел Владимир Георгиевич. Который заменял в тот импровизированный вечер отца жениха. И небрежно помог взобраться по ступенькам матери жениха…
– Сейчас ты реально как, может быть, в загсе рассказываешь. Ничего не понятно.
– …В качестве импровизированного подарка Владимир Георгиевич передал в дар молодоженам одну из двух своих комнат на «Добрынинской».
– Нормально, нормально.
– И вить свое уютное гнездышко после свадьбы молодожены будут в семейной квартире на «Бауманской», со стороны родителей невесты. А в комнате на «Добрынинской» со стороны Владимира Георгиевича жених, может быть, совьет свой уютный кабинет. Красивому и печальному мужчине, согласись, так идет свой собственный, пусть и маленький, кабинет. Где в кабинетной тиши можно предаваться раздумьям наедине со своими мыслями.
– Соглашусь. Но судя по жениху, предаваться он там будет алкашке. Наедине с собой.
– Радость жениха, может быть, неуемную, можно понять.
– Но алкашку на собственной свадьбе как можно понять?
– Неважно! Расчувствовавшийся Алексей в тот вечер тоже не смог сдержать чувств. Вышел на украшенную мириадами огоньков сцену и выступил с импровизированной речью.
– Опять скорее Виктор его вывел. И, считай, за него выступил.
– Неважно. «Главное, что человек обрел свое тепло, которого он, может быть, с самого своего дня рождения был лишен», – проникновенно думала я весь этот свадебный вечер, невольно любуясь на чужое счастье. И оказалась права.
– Ну а невеста как? Ты же ей весь свадебный вечер на уши приседала.
– Анастасия с должным, поистине аристократическим достоинством приняла на себя этот подарок судьбы. «Стерпится-слюбится» – кстати вспомнила я любимую поговорку моей доброй и мудрой бабушки Аграфены. И передала ее Анастасии слово в слово. Кстати, о моей бабушке Аграфене стоит сказать отдельно…
– Не стоит. Настя еще что-то сказала?
– Может быть, какую-то сущую безделицу.
– Ничего себе безделицу. «Не буду я с ним жить, пускай валит на свою „Добрынинскую“. А на „Бауманской“ моя хата», – бережно сказала Настя через плечо. Это все слышали, в том числе я.
– Ну на это я ей и сказала отдельно мудрость моей бабушки. «Стерпится-слюбится. Век горе вековать, не век щи лаптем хлебать» – кстати вспомнила я другие мудрости своей бабушки.
– А вот Виктор, свидетель со стороны жениха, весь свадебный вечер подкатывал к свидетельнице со стороны невесты. Кто такая, знаешь?
– Ах, Наташа. Она мне сразу не понравилась. Бывает такой взгляд, который сразу пронзает тебя насквозь и обдает пронзительным холодом. Этот взгляд в свою сторону со стороны подруги невесты Наташи я распознала сразу.
– Ну она просекла, конечно, что мы по саунам работаем. Сама она, походу, с серьезным кем-то мутит. Почему тогда волчонок Виктор к ней подкатывал со стороны свидетеля жениха…
– Может быть, какая-то давняя романтическая история, которая когда-то познала закат… А теперь, в тепле и любви, распустилась вновь новым рассветом? Но я не склонна гадать на кофейной жиже. Даже боюсь предположить, какие у этой красивой, но печальной пары могут быть секреты в шкафу. И скелеты в шкатулке.
– Да какие тут секреты… Трахались. Причем в том числе прямо на свадьбе.
– Ах, Мария, ты думаешь?!
– Я не думаю, Анна. Я видела. В сортире. И Алексей тоже видел. И после этого ушел в полный аут.