Стриптиз на 115-й дороге (сборник)

Вдоволь накатавшись по городу, не знал, чем заняться. Пошел в сторону общаг. Одиночество того вечера подвигло меня к подростковому вуайеризму, заключавшемуся в подглядывании в женские душевые. Обычно мы делали это с друзьями, но сегодня я решился на самостоятельный шаг. Вариантов было немного. Если студенческая душевая находилась на первом этаже, можно было залезть на подоконник и заглянуть в форточку. Можно было просто стоять у изогнутых матовых стекол и по расплывчатым дамским формам домысливать реальность. Мы с Гончаровым предпочитали дырки, проковырянные в досках, которыми заколачивали душевые в полуподвалах. Дырки затыкали, замазывали, прикрывали фанерными заплатами, но они появлялись на окнах вновь и вновь с маниакальным постоянством. В подвальном приямке девятиэтажки находился один из таких пунктов наблюдения, и я направился туда, следуя древнему инстинкту и любопытству.

Видом обнаженной женской натуры к тому времени удивить нас было трудно. Мы с Гончаровым и Штерном знали всех мало-мальски симпатичных дам студенческого городка в хвост и гриву и, встречая их на улицах, охотно делились воспоминаниями.

– Она стала бы мисс Вселенной, если бы не родимое пятно на жопе! – говорил Гончаров, комментируя дефиле девушки в сером пальто по улице Вершинина.

– Она победит, когда родимые пятна войдут в моду, – отвечал знакомый с жизнью Штерн.

Я поудобней устроился в своем укрытии: принял лежачее положение и подложил мячик под подбородок. Шел субботний вечер. Девушки готовились к танцам. Народу в душевой было много. Я быстро оценил ситуацию, выбрав для наблюдения пару достойных объектов. Особых преференций в те времена у меня не было. Другое дело сейчас, когда я ограничил свой интерес одним типажом. Тогда я тоже не давал глазам разбегаться и следил за высокой худой брюнеткой с широкими бедрами и ее рыжей подругой, из-за обилия веснушек на теле напоминавшей какой-то нежный фрукт.

Мой покой нарушил какой-то папик, шумно впрыгнувший в приямок у здания и буквально оттеснивший меня от «замочной скважины» недружелюбным толчком.

– Подожди секунду, – гортанно заклокотал он и прильнул к смотровому окошечку. – Сейчас она разденется.

Я обиженно отодвинулся и сел в нашем окопе, облокотившись на отсырелую стену. Пока он ждал «свою женщину», стучал по мячику ладонью, отрабатывая нападающий удар. С неприязнью следил за прерывистым дыханием мужика, капельками пота, выступившими на лбу.

Мужчина не вызывал опасений. Он казался мне жалким, и я был готов вступить с ним в единоборство за место у окуляра, хотя вряд ли мог рассчитывать на победу. Я удивлялся тому, что интерес, который я разделял со своими ровесниками, присущ и взрослым людям. Мужиком с трясущимися руками я быть не хотел. Я смотрел на женщин с точки зрения познания и пробуждающихся эстетических позиций.

– Может быть, хватит? – спросил я минуты через три. – Я пришел первым. Так нечестно. Неужели она еще не разделась?

Мужик испуганно обернулся, и я понял, что он забыл о моем существовании.

– Разделась, – прошептал он со смешной торжественностью.

Немного помолчал и заговорщицки добавил:

– Она бритая, совершенно бритая там.

Я подивился утонченному вкусу коллеги.

– Как это? Почему? Больная?

Он нехорошо усмехнулся, достал из внутреннего кармана куртки початую бутылку портвейна и протянул ее мне, чтоб я отстал.

– Будешь? – выговорил, задыхаясь.

– Не буду, – ответил я жестоко. – Теперь моя очередь.

Он зло посмотрел на меня и уступил место.

То, что я увидел, превзошло мои ожидания. В отличие от остальных девушек в душе, одна была избавлена от волосяного покрова на лобке и из-за этого выглядела еще более голой. Я видел таких на почтовых марках, которые коллекционировал отец. Я думал, что так оно и должно быть, если бы мир был идеален. Все эти девичьи треугольники казались мне провинциальной небрежностью и отклонением от нормы.

– Чего это она? Для чего? – спросил я извращенца.

– Для красоты, – ответил он с вызовом. – Ей это идет, да? Уверен, что она станет знаменитой.

Я пожал плечами.

– Почему?

Ответа не получил: маньяк быстро переменил тему и запричитал, что девушка, возможно, сделала аборт. И он даже догадывается, от кого. В этих делах я совсем не разбирался. Понял, что столкнулся со сложным психологическим рисунком поведения.

Мужик отхлебнул вина и досидел в укрытии до конца представления. Ушел, только когда барышня приняла душ и оделась. Я даже подумал, что сейчас он отправляется к ней на встречу.

– Тебе кто больше нравится – блондинки или брюнетки? – спросил он с дружелюбной смазливостью перед тем, как попрощаться.

– Брюнетки, – предположил я. – Брюнетки со стрижкой «гарсон».

– Ну ты даешь! – пробормотал он с уважением. – Такой маленький, а туда же…

Мужик закинул ногу в фетровом ботинке на парапет и по-спортивному выскочил из приямка. Я остался один. Подсматривать мне больше не хотелось. Я неторопливо выбрался наружу и поплелся в сторону дома, постукивая мячиком в сетке по колену.