Стриптиз на 115-й дороге (сборник)

Я здесь уже вторую неделю, но так и не добрался до рынка. Питаться бутербродами и шаурмой надоело. Если узнаю, где рынок, буду покупать зелень и овощи. В кабаке возле базара мне назначил встречу один переводчик. Я запоминаю дорогу туда, как мальчик-с-пальчик, бросая окурки на мостовой. Они ложатся ровно среди листовок с твоим изображением. Ты куришь? Давид объясняет мне дорогу по мобильному телефону. Проходишь мечеть, идешь дальше, поворачиваешь направо. Я иду по асфальтовым тротуарам, усеянным женскими лицами, как осенними листьями. Машинально ищу тебя. Я не знаю, что мог бы сказать тебе при встрече.

Женщины всегда появляются сами собой. Стоит расслабиться – и ты уже с женщиной. В моменты переездов их особенно много. Может быть, женщинам нравится прощаться? Провожать самолеты?

Когда ты появилась, я жил в квартире без мебели, на чемоданах. Кажется, с тех пор я живу так постоянно. Холодная золотая осень за окном, трехлитровые банки с рябиновой брагой, расставленные по дому. Из предметов обстановки у меня была кровать и большое зеркало, которое мы со Штерном повесили на кухне. Барышни приезжали, смотрелись в зеркало, изображения накладывались одно на другое, сливались. Образ обобщенной невесты, икона.

Когда-то ты подцепила триппер от одного высокопоставленного комсомольского работника. Это было трогательно, потому что его фамилия звучала не только с ненавистью, но и с придыханием. Его тоже было жалко: такой надменный, самоуверенный. Эпоха похорон уже началась. Он запрыгнул на подножку печального поезда чуть позже Штерна. Даже не знаю, кто там остался. Все либо уехали, либо отправились к праотцам. Как мы обычно реагировали? Да просто пожимали плечами. Даже не вздрагивали. Типа дождь. Что поделаешь? С некоторых пор я прекратил ездить на кладбище, родителям умерших не звоню. Зачем? Я всех помню, вижу во сне. Исчезнувших из жизни можно считать умершими, а те, о ком иногда думаешь, вроде бы существуют.

Ты хорошо сохранилась. Это тоже важный момент. Твои сверстницы превратились в тетенек. Актеры, пусть самого низкого жанра, обязаны за собой следить. Говорят, я тоже выгляжу молодо. Не исключено, что настоящая жизнь, от которой стареют и умирают, еще не началась. Если обернуться, можно постареть и рассыпаться в прах за мгновенье. Такие вещи держат про запас. Потом стареют и умирают, даже не вспомнив о них.

На пляже полно молодежи. Красотка на красотке. Все такие жгучие, умные, взаимозаменяемые. Я по-прежнему не имею жизненных планов и не оборачиваюсь. Судьба складывается своим ходом. Почему у меня все получается, словно я готовился к каждому поступку годами? Я ведь ничего не делаю: живу да живу. И мне весело, как придурку. В любых обстоятельствах. По-моему, ты подстроила шуточку с блядским эскортом через двадцать пять лет специально. Это не самонадеянность. Не старческие фантазии. Ты действительно была на это способна… Мы просто неправильно оцениваем собственный потенциал. Если будет надо, мы сможем телепортироваться, проходить сквозь стены, читать чужие мысли. Другое дело, что вся эта эзотерика противна и заниматься ей – западло.

Я еще не знаю, что Давид подобрал листовку с твоим портретом и, в отличие от меня, позвонил по предложенному телефону. Ты по-прежнему нравишься даже молодым мужчинам. Приезжай, дорогая. Станцуешь нам лэп-дэнс. Почему бы не посмотреть старый мультик Диснея еще раз? Я знаю, что ты умерла, иначе и быть не может, но почему бы не попробовать? Мы ведь никогда не переживали, а над страдальцами издевались. Сейчас стыдно, но это совершенно неконструктивное чувство.

К променаду примыкает парк. Люди сжигают в нем старую мебель. Поют у костров. Праздник? Жертвоприношение? Я вижу в происходящем что-то родственное. Знаю, что у этих людей на уме. Действительно, как можно относиться к жизни серьезно?