Стриптиз — не повод для знакомства

Закрыла окна и позвала Мишу ужинать. Рому не стала, так как думала сократить общение сына с больным. Но стриптизер приполз сам. Миша же, посмотрев, как я ухаживаю за больным, вспомнил, что те, кто болеет, в школу не ходят. Сын с хитринкой в глазах стал изображать насморк и покашливание. К счастью, врать у Мишки пока особо не выходило, хотя Ромка, похоже, повелся. Начал сокрушаться, что заразил моего ребенка. Я молчала, наблюдая за ними, и вовремя уловила переглядывание. Ты смотри. Сговорились завтра в школу не идти.

— Неужели настолько заразное? Не хотелось бы заболеть перед отпуском, да и Мише не стоит пропускать занятия. Видимо, придется завтра купить лекарства и сделать вам уколы.

Лица вытянулись у обоих. Миша сразу перестал сморкаться, Роме как будто полегчало, даже выпрямился на стуле. М-да, мужчины есть мужчины.

— В жизни не пробовал напитка вкуснее, — постарался перевести тему Рома.

— Это горячее винишко, — прокомментировала и язвительно улыбнулась нашему трезвеннику, боящемуся уколов и ужастиков.

— Что случилось? — хмуро спросил Рома.

Я невольно вздрогнула. Уверена, что мгновенно подавила мыслительную реакцию, когда заговорила об уколах. Образ Наташи пропал моментально. Не говоря уж о том, что ни бывший, ни мать, ни сын, да что уж говорить, часто я сама, ни разу не раскрывали мои эмоции так быстро.

Как этот накачанный и больной смог догадаться? Да даже просто предположить, что сегодня реально что-то случилось?

— Мама? — взволновано посмотрел на меня Миша.

Рассказать ли сыну или нет? Ведь Наташа часто нас навещала, и они определенно всегда находили общие дела и темы для взаимодействия. И теперь…

Церемония прощания, похороны — это нужно взрослым, да. Но имею ли я право скрывать смерть перед ребенком? Не рассказывать же об облаке, вряд ли это адекватная реакция на смерть. Так или иначе, но ему нужно вырабатывать здоровое отношение к смерти. Понимание горя и уважение к нему. И понимание факта, что человек исчез. И не стоит надеяться на его возвращение. Ведь когда умер мой отец, Миша ничего толком не понял. Сейчас же он старше.

И моя обязанность объяснить. Я открыла рот, чтобы намекнуть Роме выйти из кухни. И тут же его закрыла. Поняла, что без него точно так и не решусь сказать.

— Вы кушайте, а потом я расскажу, — решила дать им возможность доесть. Хотя нет, скорее — время найти в себе силы.

Миша доел, но я так и не придумала, как и что сказать. Разве есть что-то подготавливающее или утешающее в этой информации? Поняла только, что не сообщу про самоубийство или убийство. Это точно не для детских ушей.

— Тетя Наташа… она… — попыталась выговорить, но слова с трудом вылезали из горла.

Рома попытался коснуться моего плеча, но я увернулась.

— Умерла. Я знаю, мам. Сегодня в школе сказал Артем.

— А Артем откуда знает? — сказала, осознавая, что вообще не ведаю, кто этот Артем такой.

— Он живет в том же доме. Сегодня много глупостей говорили, — сказал Миша, поднявшись. Так и не объяснив, что же такого говорили и насколько далеко зашли детские школьные домыслы, сын направился в коридор.

Я пошла за Мишей, его, наверно, нужно поддержать. Но сын остановился и махнул рукой, показывая, чтобы я за ним не шла.

Думала, он нагрубит. Или заплачет. Так обычно реагируют взрослые, но Миша сказал:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Тебе, наверно, нужно поплакать, мам.

И ушел. Слишком умный ребенок. Но все еще ребенок. Думаю, он переживет утрату гораздо легче, чем пережил бы взрослый. Чем переживу я.

А значит, я поступила глупо, не приняв поддержку Ромы. У него получится, ведь гораздо сложнее, когда умирают твои близкие, а не чужие. Мне нужна его поддержка.

Что произойдет, если я все удержу в себе? Как мне говорить в прощальном зале о чужом горе, имея свое?

Я вернулась и села на стул, застыв. Приподняла руку. Обнять? Положить голову на плечо? Что нужно делать в такой ситуации?

Мне так важно научить ребенка горевать, потому что мне-то никто этого так и не объяснил. Смерть бабушки и брата как-то странно обходили, объясняя, что его унес ангел. Создавалось впечатление, что он вернется в любой момент. А душа разрывалась от непонимания, почему взрослые так относятся к смерти? Ведь это неправда, не вернется. И это разрывало душу.

А отец… Горевала мать, а я ее утешала. Потому что это был мой профессиональный навык — утешать, не погружаясь в ощущения исчезновения человека из жизни. Кроме ее горя, мешали внутренне попрощаться с отцом обвинения матери в его кончине. Что проглядела, не заметила, не то направление медицины выбрала. А ее слова про то, что он стал нашим ангелом… так и не дали мне попрощаться. Господи, я ни разу даже не оплакала своего отца. За эти два чертовых года!