Хорошо, что я не страдаю косоглазием. А то у меня глазки так бы и… заскочили. И не ел с утра — заворот кишок тоже не грозит.
Теперь — то же самое, но помедленнее.
— Святая и равноапостольная?
Тут уже она на меня вылупилась. Потом хохотать начала. Пальцем показывать. Отсмеялась, объясняет:
— Я — княгиня Черниговская, вдова князя Владимира Давыдовича, мать князя Вщижского Святослава Владимировича…
— Магога?! Изя Давайдович — тебе деверь?!
Снова удивилась, посмотрела оценивающе:
— Что ж, хорошо, что и среди поганой мордвы слава князей из дома Рюрика известна. Вели вернуть мне моих служанок и вещи. А этого… хамло крашенное с бубном, вели казнить. За неуважение, за вольности и непотребство, к русскому княжескому дому явленные. Муж мой за это тебя пристойно наградит.
Факеншит уелбантуренный! Сословно-любовно-этнический…
— Ты — жена хана Башкорда?!
Она покровительственно улыбнулась, смерила меня взглядом, милостиво добавила:
— И вели шатёр поставить. Не пристало всякой… чуди белоглазой на княгиню русскую зенки вылуплять.
Я… как-то растерялся. Но вид суетящихся на засеке мордвинов напомнил о насущном:
— Э… А где Башкорд?
Она отошла уже шага на три, полуобернулась, бросила через плечо:
— Хан-то? По делам отъехавши. Скоро прискачет. Да не боись ты. Как он эту… из чащоб вылезшую погань… посечёт, да тебя к нему приволокут — я словечко замолвлю. Кыпчаки-то — не звери лесные. Погоняют плетями малость для острастки, да и отпустят. Шатёр вели. Да прогреть добре — замёрзла я малость.
Она была абсолютна уверена в своём праве приказывать, в безусловной обязанности окружающих исполнять её требования, нестись по мановению её руки, стремиться прислуживать, угождать ей.
«Живенько! На цырлах! Плетями — только малость. Чисто для острастки»… Настоящая русская княгиня, аристократка до кончиков ногтей и волос.
— Стоять.
— Что?! Ты что, сбрендил, забыл перед кем стоишь?! Мурло бродячее! Я княгиня! Из дома Рюрика! Понял, пёсьий сын?!
— Ты не княгиня. Ты — не рюриковна. Ты блудливая сучка средней потрёпанности. Вшивая подстилка из юрты шелудивого поганого. Ноготок, взять, взбодрить, ободрать.
Кто-то не только из пленников, но и из мордвы, попытался возражать. Пришлось потянуть со спины «огрызки». Сбоку, с кучи валежника поднялась косматая голова крокодила — Курт зевнул, облизнулся и демонстративно приступил к ожиданию. Сейчас можно будет поохотиться на этих глупых обезьян в овечьих шкурах.
Ноготок с подручными приступил. Баба заорала. Народ вылупился и отодвинулся. Только приведший её панк рискнул поинтересоваться:
— Ну и хорошо. Раз ты принял выкуп — мы пойдём.
— Стоять. Твоё имя? — Тырпыр — дикий голубь… Так вот, голубок — не тыркай. Пока не пыркнули. Построй людей, перечитай. Мой отрок — всех перепишет. Потом встанешь со своим отрядом вон там. Кто уйдёт — умрёт. И ты — тоже.
— Это… нечестно! У нас уговор! Ты бабу взял — дай свободный проход!
— Где ты видишь бабу? Бабы — в полоне, полон ещё не делили. А это не баба — это оружие. Наконечник копья, направленный в сердце орды. Ты им пользоваться не умеешь. Поэтому, на время боя, это оружие беру я. Иди.
На снегу, в одной коротенькой рубашке, на коленях, с вывернутыми руками и распущенными в беспорядке волосами, княгиня выглядела несколько иначе. Чем десять минут назад. Рядом, на овчине, лежала её одежда и украшения.
— Ноготок, а где крест?
— Не было.
— Ты! Ты сдохнешь страшно! Он выпьет твою кровь, выжжет твои глаза, съест твою печень… А-а-а!
Женщина пыталась отстаивать своё достоинство. Свои права. Которых, по моему мнению, у неё нет. Я просто ухватил ком рыхлого снега и сунул под рубашечку. Ком большой — хватило от низа её живота до горла.
— Ты — не княгиня, ты — не рюриковна. Ты — курва. Ты ушла к Башкорду своей волей. Не спросив ни отца с матерью, ни братьев, ни родню мужа покойного, в дом которого ты вошла. Ты бросила сына, ты бросила род Рюрика, ты оставила родину, ты предала веру. Даже крест сняла. Чтобы понравиться своему… козлу. Ты — бесчестная и безродная дрянь. Изменница. Изгойница. Подстилка в юрте. Кусок пока живой падали с глазами. По делам твоим — с тобой и будет.
Ей заткнули кляп и завернули в тулуп. У меня начали прорисовываться намётки будущего боя, в котором эта… ханум-княгиня должна была сыграть свою роль.
Её молоденькая служанка оказалась куда более сговорчивой. И — разговорчивой.
Становище хана размещалось в середине дуги у южной опушки леса. Воинов там оказалось мало, потому что хан с нукерами и слугами ушёл на юг — проверять кочевья, раскиданные по притокам. Его ожидали через несколько дней, но он мог явится быстрее — гонцов к нему успели послать.
Девка была… ничего. И явно напрашивалась. Но… не знаю у кого как, а мне вот это предбоевое состояние, напряжение всех эмоциональных сил, ожидание неизвестности, возможно — смерти… Я, конечно, законченный лесбиян. В смысле — люблю женщин. Но чисто мужские забавы, особенно с привкусом собственной погибели — занимают меня более.
Стремление всё предусмотреть, расставить отряды, поддержать людей, наказать трусов…
Ждать. Терпеть. Прислушиваться. Готовиться…