Пребывать в таком состоянии она не то чтобы не хотела — просто не могла. Чудо-стиральные машины, возле которых она покрутилась в кучах грязного белья, в холодной и горячей воде, её не вдохновили. Сменила несколько мест в моём большом хозяйстве, чудом проскочила мимо кнута с последующими «кирпичиками», попала в «теремную дворню». Хотя терема у меня ещё нет. Сумела проявить себя:
— А вот слыхала я, что у княгини Суждальской в тереме кафтаны иначе шьют. Запошивочным швом, говорят.
Русские аристократки довольно много занимаются хозяйством. Не всяким. Но шитьё — обязательно. Понятно, что покои боярыни или княгини — не швейная фабрика. Но уметь и понимать — должна каждая. Вообще — всякая женщина на «Святой Руси» сама вышивает своё приданое. Почти все — полностью обшивают свои семьи.
Шитьё — одно из основных времяпрепровождений аристократок. Чуть выдалась свободная минутка:
— На! Штопай!
Или там, вышивай. Безделье — грех, женщина должна быть круглосуточно занята полезным и богоугодным трудом. Крестьянка может хоть корову подоить или двор подмести, аристократке постоянно — «на иглу!».
Распространённость «швейности» не только нашла выражение в массе обычаев, пословиц, касающихся самого ремесла, но и подвинула нормативы православия. Тот же «Домострой», как и более древние «умные книги», требует не пускать женщину к окну. Ибо будет сиё способствовать греховности. Ибо женщина, в силу мелкости ума своего, будет постоянно увлекаема уличной суетой и беспорядочностью в ущерб праведным трудам и молитвам. Но окошко — основной источник освещения в домах. И женщине запрещается обычаем садиться перед окном, «дабы любытствованием бездумным диавольским попущением смущена не бываема была», но можно рядом.
Формально — на лавке у стены, к окну спиной или боком. Рукоделье освещено. А что на улицу глянуть — только голову повернуть…
Лавка, расположенная ближе к естественному источнику света — женская. Сидеть на ней мужчине — постыдно. Девушки у окна высматривают женихов, поэтому «сидеть под окном» значит «уподобиться женщине», а в свадебных песнях — «быть невестой».
Новая одежда — форменные кафтаны — вызвала бурные споры между моими мастерицами. Один кафтан построить — искусство, пару сотен — производство. Сшила да распорола — не пройдёт. Нужна технология. Массовая, простая, однонаправленная.
Об особенностях средневекового рынка, о ремесленном производстве — я уже… с разных сторон и неоднократно.
В швейном ремесле — такого никто на «Святой Руси» не знает.
Ме-е-едленно.
Никто в мире(!) не шьёт массово одежду.
Рынок готовой одежды — с конца 19 века. Сама основа машинной строчки — иголка с ушком возле острия — австрийский патент 1814 года. Патент легендарного Зингера — 1851.
Одежда делается только на заказ. На конкретного человека.
Вам понятно? — Нет, непредставимо.
— Дорогой, заглянем в бутик. Я там блузочку видела…
Не заглянем. Магазинов готовой одежды нет. Нигде. Вообще.
Шопинг — есть, шмотинга — нет.
Вся одежда (вся!) шьётся хозяйкой из отреза, «штуки», рулона ткани. «На руках». Исключения — импортные халаты и платочки. Ещё — меховое: шубы, шапки, рукавицы… Это — мужское дело. Всё остальное — сама, своей иголкой.
Вся одежда многократно ушивается, расшивается, перелицовывается, штопается, распарывается… Шесть возрастов женских колготок помните? — «Под юбку, в сапоги… для процеживания побелки».
Здесь так — с каждой тряпкой. Только побелки нет. Новая ненадёванная рубаха — событие, в большинстве семейств на «Святой Руси», более редкое, чем рождение ребёнка.
Новорожденному дают рубашоночку — «родильную», «крестильную». Потом он десятилетиями донашивает одежду старших.
Про типоразмеры — я Гапе растолковал. Но дело не в том — толстый/худой/короткий/длинный. Вообще, в мыслях мастериц нет возможности пошить одежду, не видя, не прикинув, не сняв прежде мерку с человека.
«Этого не может быть! Потому что не может быть никогда!».
У Софьи сработал опыт ведения большого хозяйства. Привычка к пренебрежению «хотелками» слуг. В крестьянском-то хозяйстве сошьёшь мужу рубаху «не так» — получишь по уху.
Ещё: способность воспринимать и придумывать новое.
— Да не кудахтайте вы, бабы! Мужики-то все одинаковые. Уж поверьте мне. Наберём десяток разных, мерки с них снимем. Да и будем шить на всех.
— Да как же так?! У одного руки длиньше, у другого — короче…
— И что? У которого короче — рукавов не подвернуть? Ничё, приспособятся.
Чисто для знатоков: весь «великий, могучий, созданный волей народной» носил, вплоть до брежневского застоя — купленное на вырост. Помнится характерный взгляд хозяйки дома, выворачивающей штанины примеренных уже брюк сына:
— Нет, не годится. Выпускать нечего.
Хозяйственные навыки Софьи произвели впечатление. Увы, ясность ума, сообразительность, энергия, дополнялись у Софочки свободолюбием. Которое, в нынешних условиях, реализовывались в склочности, интриганстве, карьеризме.
Чтобы быть свободным самому — нужно иметь множество рабов. Как в «Республике» Платона.