Стриптиз

Алу вырос в юного воина. Он привёз богатые подарки, удивительные вещи от Воеводы Всеволжского. Мальчика перед людьми назвал своим другом уже известный в Степи «Немой Убийца», «Шаман Полуночи», «Лютый Зверь».

— Друг самого Зверя Лютого?!

— Да. Друг и воспитанник. Я жил в его юрте, ел с его стола. «Немой Убийца» был добр ко мне и многому научил.

Он знал много такого, чего в Степи не знал никто. Но не надулся спесью, не возгордился — остался тем же добрым душевным мальчиком. Такого и послушать не вредно. И — не обидно.

Боняк был очень осторожен. Он не давал обещаний, не говорил громких слов, не совершал резких движений. Просто подрёмывал и посматривал. Вечно полуприкрытыми глазами. Но его благосклонность открыла нам пути в Степь. Некоторые люди нашли в этом немалую прибыль. А Боняк только лениво посмеивался:

— Алу, мальчик мой, ну зачем старому хану серебро? Самое главное золото в моём шатре — это ты. Подарки? Я уже стар, чтобы таскать на себе эти детские цацки. Но если ты очень хочешь сделать доброе дело для меня… Прикажи своим нукерам притащить бочку с этой вашей… колёсной мазью. Понимаешь, бессонница замучила. Только заснёшь, а тут скр, скр… Пусть люди смажут телеги.

Новая мода — смазывать телеги так, чтобы они не «кричали в ночи как лебеди в испуге» — распространилась в Степи.

Мудрость и слава старого Боняка, юность и дружелюбие Алу, поток моих, прежде невиданных, экзотичных товаров распахнули нам Степь. Великую Степь. Дешт-ы-Кыпчак. Пока — не дружелюбный, но уже не режущий в остервенении только за то, что мы — не такие, что мы — «землееды»

Разгром Башкорда должен был поднять степняков в большой поход. Катастрофическое ослабление эрзя открыло бы половцам пути в Эрзянь Мастор. Вплоть до Волги, до Стрелки. Но мудрый Боняк, послушав Алу, не позволил начаться новой войне. Его Элдори, союзные ему орды, не сдвинулись с места, не пустили удальцов.

В становищах в Степи покричали. Похвастались друг перед другом как бы они бы лихо порубили бы всех, какую бы богатую добычи они бы взяли бы в набеге… «По-быкали». И затихли.

К чему батыру добыча, если Элдори срубят голову на отходе? Боняк… мудр. Или — что-то знает. Его правота много раз проверена жизнью. П-ш-ш…

Боняк «поднимался», переваривая последствия нашей победы, богател на нашей торговле, «приголубливал» нищие коши, уходившие от других ханов. А я снова работал «нужником согласия»: влияние по обе стороны степного порубежья, отношения с Живчиком и мокшей, с Боняком и Алу — позволяло гасить неизбежные пограничные негоразды.

Кипчаки выдали Живчику нескольких рязанских бояр, бежавших в Степь. И получили пол-ведра хрустальных подвесок со стилизованном изображением коня — символом Хан Тенгри. Полонея всё лучше осваивала алмазные резцы.

Хороший конь стоит на «Святой Руси» 3 гривны — 60 ногат. В Степи — 20. Хрустальная подвеска стоит в Булгаре — 1 ногату. В Степи — 3. Но нигде в мире ты не найдёшь хрустальной подвески с изображением Коня — Хан Тенгри и Семи Хвостов — знамени сары-кыпчак. Нигде! А глупые русские меняют такую редкость на коня. Один к одному.

Ослабление противостояния на границе позволило русским поселенцам увеличить запашку. Дополнительный хлеб был полезен в Степи. И крайне необходим мне. Начали мы закупать у кипчаков и скот.

Во многих таких делах Алу выступал активным участником. Он же не хан, не родовитый аристократ — ему можно. «Можно» — новое, непривычное. Серебро нешумным ручейком вливалось в его кису.

Чисто комиссионные!

Для справки: долька посредника при таком торге — от 100 %.

Добрый нрав, здравый смысл, не демонстрируемое богатство, явное дружелюбие и щедрость — обращали к нему многие сердца.

Мудрый Боняк — «благосклонно дозволял». Снисходительно посмеивался над «детскими забавами». Ненавязчиво маячил своим авторитетом, своей силой за спиной «безродного рабёныша». Кому-то охота ссориться с Серым Волком?

Алу вырос у меня. Среди множества весьма разных людей, живших и работавших вместе. Уровень ксенофобии, обычный для степных кошей, ему не был свойственен. «Презумпция невиновности» — чужак считается врагом не по факту чужести, а по факту враждебности. Для него было нормально уважительно и дружелюбно общаться с торком Чарджи и голядью Фангом, боярином Акимом Рябиной и вчерашним холопом Потаней. Видеть человека, а не этнический, родовой или социальный лейбл.

При этом он вполне эффективно бил морды — школа Ноготка, джигитовал — школа Чарджи, рубился — Артемий с Ивашкой очень неплохо потрудились. Обоерукий бой длинными палашами, поставленный Салманом, избавил Дикое Поле от пары придурков. И многих глупых и жадных — от иллюзий.

Тоже — из «культурной традиции» моего дома. «Попроси — я поделюсь. Возьмёшь сам — сдохнешь».

«Короля играет свита» — вокруг Алу формировалась его собственная «свита». Из таких же как он молодых, энергичных, любопытных, безродных… Не боящихся своими руками промазать телегу колёсной мазью, не считающих, что есть только два достойных дела: делать детей и резать врагов. В остальное время — пить кумыс на кошме.