Стриптизерша

Он собирается с силами, делает шаг навстречу, с возрастающей решимостью во взгляде:

— Грей, пожалуйста. Не разрывай наши отношения вот так. Не делай этого с нами.

— Как ты можешь выставлять меня виноватой в этом? Я уезжаю не навсегда. Я просто еду в колледж, папа. Я... я просто делаю то, что правильно для меня. Пожалуйста, попытайся понять.

— Если ты покинешь этот дом, значит, ты сделала свой выбор. Если ты уедешь, то добровольно выберешь грехопадение.

— Это не грехопадение! Это моя жизнь. Почему ты не можешь быть разумным?

Он сжимает кулаки и выпрямляет спину:

— Я разумен. Возвращайся, и мы обсудим варианты твоего будущего.

— Мне надо уехать, пап. Я должна, — я подхожу к нему. — Я люблю тебя... я знаю, что мы разные, но... я люблю тебя.

— Так ты остаешься? — он берет меня за руку, и сталь в его взгляде слегка смягчается.

Я высвобождаю руку:

— Нет. Мне нужно уехать.

— Тогда ты сделала свой выбор. Прощай, Грей, — он отворачивается от меня, закрывает дверь, даже не оглянувшись.

И вот так легко я оказываюсь одна в этом мире.

∙ Глава 4 ∙

Я иду на похороны. Конечно же, я иду на них. Дэвин подвозит меня. Она берет меня за руку, обхватывает своей крошечной ручкой мое запястье и поддерживает меня, когда мы опускаем гроб в могилу. Во время поминок я сижу с Дэвин, далеко от моего отца. Он не смотрит в мою сторону. Ни разу. Он выглядел таким сильным во время церемонии похорон, будто он сама опора божественной веры. Ненавижу его.

Я снова плачу. Я думала, что выплакала все слезы, но что-то еще осталось. Я достаю камеру из сумочки и снимаю, как полная земли лопата ударяет по крышке маминого гроба. Люди вокруг возмущены моими безрассудством и наглостью. Мне все равно. Это последняя сцена в фильме о ней, последняя сцена из жизни Линн Бэт Амундсен.

Когда все завершилось, я цепляюсь за Дэвин, и пытаюсь дышать ровно, пока мы пробираемся через траву и надгробия. Мои каблуки застревают в земле, влажной от недавнего дождя.

— Грей, подожди! — слышу я голос отца.

Я останавливаюсь и оборачиваюсь. Киваю Дэв, что она может подождать в машине. Я жду, когда папа подойдет. Он старается сдержать слезы и тяжело дышит, остановившись напротив меня.

Он вытирает лицо ладонью.

— Я ненавижу, что все так вышло. Ты единственное, что у меня осталось.

Его родители умерли, когда мне было девять, а родители мамочки — когда меня еще не было. У меня тоже остался только он.

— Я тоже все это ненавижу, пап.

— Так ты останешься? — его голос полон надежды.

Я усмехаюсь, одновременно всхлипывая:

— Нет, я не останусь. Я могла бы остаться, если бы ты принял меня такой, какая я есть. Поддержи мои решения, даже если ты с ними не согласен.

— Ты действительно собираешься переехать в Лос-Анджелес, хочу я того или нет?

— Да, папа. Я собираюсь в Лос-Анджелес, несмотря ни на что. Ты мой отец, и я хочу любить тебя. Я хочу, чтобы между нами были хорошие отношения. Но если ты не можешь понять, что я собираюсь жить по-своему, зачем пытаться что-то изменить? Ты никогда не понимал меня и никогда не хотел понять. Ты никогда не одобрял ничего, что я делала и что мне нравилось. Ты не понимаешь, почему я люблю танцы. Ты не понимаешь, почему я хочу снимать кино. И самое худшее то, что ты даже не пытаешься понять, — я поправляю сумку на плече и встречаюсь с ним взглядом, умоляя его в последний раз.

Он лишь смотрит на меня в упор.

— Грей, почему бы нам не пойти на компромисс?

— Каким образом? Ты имеешь в виду, я должна отказаться от киношколы, чтобы ты был счастлив?

Он неверенно пожимает плечами:

— Ну... не бросать то, чего ты хочешь, просто сделать это отчасти.

— Нельзя сделать это отчасти, папа. Я в любом случае уезжаю. Останемся мы в хороших отношениях или нет, решать тебе. Наши отношения зависят от тебя.

Его взгляд становится жестким, и он засовывает руки в карманы.

— Значит, прекрасно. Будь повесой.

Я смеюсь:

— Боже, как драматично. Я не повеса, я делаю то, что для меня правильно. Ты просто не можешь это принять, — я выпрямляю спину и ужесточаю сердце. — Прощай, папочка.

— Пока, Грей.

Никто из нас не сказал «Я люблю тебя». И никаких объятий. Я жду, что он изменит свое решение. Но он не меняет. И я отворачиваюсь, иду к машине Дэвин и сажусь в нее.

Дэвин спрашивает:

— Ты...

— Я в порядке, — я сжимаю зубы, стараясь опять не расплакаться.

— Ну, это какой-то бред, но раз уж это лучше для тебя, — Дэвин обеспокоенно смотрит на меня.

— Он не... он просто не идет на уступки. Он не допустит, — я тру глаза руками, пытаясь облегчить жжение от слез. — Он не примет то, чем я занимаюсь, а я... я не собираюсь больше давать ему управлять моей жизнью.

Наконец я плачу. Я не могу сдержаться. Несколько слез скатываются по щеке, но я не вытираю их. Мне все равно, что они смоют макияж.

— Так что теперь? — спрашивает Дэвин.

Я пожимаю плечами:

— Теперь? Я перееду в Лос-Анджелес.

— Одна?

Я киваю:

— Наверное.

Оставшийся путь до дома Дэвин мы проводим в молчании. Она не знает, что сказать, как и я.