Стриптизёр

— Ты можешь уйти за пределы замка, Максиан, я не возражаю! Но любой, кто тебя увидит, приведёт назад! На тебе клеймо рода Янар! И надпись означающая, что ты принадлежишь главе рода. Не один дурак не захочет тебе помогать, уйти на ту сторону! Они знают, что я вырежу добрую половину их семьи, если ты исчезнешь! — крикнул я ему вслед.

Он остановился. Потом обернулся и произнёс тихим дрожащим голосом.

— Зачем ты это делаешь, Ямиль? Зачем?

— Потому что я люблю тебя, Максиан, — ответил я и добавил мысленно, — потому что не хочу, чтобы ты умер.

По его щеке скатилась слезинка. Ему не помогли мои признания в любви. Ему было больно и горько. Но и мне тоже, только намного больше, потому что наша связь действовала, и я начал забирать его душевную боль на себя. Это было невыносимо. Неужели так и придётся жить, всё время страдая? Я отвернулся, не в силах видеть его слёзы. А на что собственно я рассчитывал. Приволок его сюда, даже не посчитавшись с ним. Проще говоря, сделал то, что захотел. Выкрал, совершил обряд в храме. Но этот шаг вынужденный. И я не собираюсь оправдываться.

Я чувствовал, что он стоит там же и смотрит мне в спину. Обернулся и пошёл к нему.

— Хорошо, миа амо. Если за месяц твоё отношение ко мне не изменится, я тебя отпущу. Уходя, я написал твоим друзьям и владельцу клуба смс. Якобы ты устал и уехал на месяц в отпуск. А ещё ты их просишь не беспокоить тебя, потому что телефон всё равно выключишь. Поэтому искать они тебя не будут. Идём в дом. Сейчас подадут обед.

— Расплакался как баба, а всё из-за тебя, сволочь, — прошипел он, вытирая щёки ладонью.

— Можешь обзывать меня как хочешь, суть от этого не изменится. В нашем мире ты мой муж, Максиан. Идём обедать, а потом, если хочешь, можешь посмотреть, как я буду тренировать сына, — улыбнулся я.

— А что мне ещё делать? Ни телевизора, ни интернета. К друзьям не сходить.

— Читать книги. Гулять. Я бы сказал что ещё, но боюсь, ты снова полезешь драться, — хохотнул я.

14

Максим

Я кричал на него, злился и, требовал меня отпустить. После ударить его пробовал. Всё было бесполезно. Мой кулак даже до его лица не долетел, столкнувшись с какой-то невидимой преградой. Сволочь, он меня что, действительно за девочку считает? Преграда оказалась мягкой, и я даже боль в костяшках пальцев не почувствовал. Но вот на душе взметнулась волна боли и отчаянья. Какой-то невероятной горечи от невозможности уйти домой. Горечи от понимания того, что он может банально применить магию или гипноз, и я буду лежать под ним брёвнышком, и не смогу пошевелиться. Он же в это время будет лишать меня последних остатков мужской гордости. Я итак её почти потерял. Корил себя за то, что мне приятны его поцелуи, что тело сразу отреагировало возбуждающими мурашками, когда он погладил мою руку. Ямиль был прав. На этот раз у меня слишком долго не было секса. Тело само отзывалось на ласку. Оно тянулось к этим прикосновениям. Ему хотелось тепла. Даже мысль в мозгу промелькнула, что нужно отдаться на волю этим рукам и поцелуям и, наконец, получить разрядку. Но остатки разума вопили, что это неправильно. Рядом со мной должна быть девушка, а не мужчина. В конечном итоге я сдулся как воздушный шарик, не зная, какие ещё аргументы привести, чтобы он меня отпустил. Собственно говоря, я и так их не привёл. Только орал, что он обязан вернуть меня назад, что я не хочу с ним жить. Но этот гад объявил, что ничего мне не обязан кроме определённых вещей, в числе которых стояло моё сексуальное удовлетворение. Я предпринял последнюю попытку, сказав, что уйду, а мне поможет кто-то другой. Но он заметил, кем я теперь являюсь в их мире. Под страхом смерти мне никто не поможет, разве что обратно в замок притащат, видимо для того, чтобы не заблудился. Он говорил, что перережет половину той семьи, которая мне поможет сбежать, с таким спокойствием и уверенностью в голосе, что я понял, так и будет. Быть причиной смерти чужих людей или оборотней не хотелось. Я остановился захлёбываясь в горечи поражения. Даже слезы по щекам потекли. А он ещё сказал, что любит меня. Когда любят, то не угрожают. А может, я что-то не так понимаю? Вдруг вспомнил свою же собственную песню о лебедях. Там я пою, что я прикую её к себе кандалами. Сейчас Ямиль делает то же самое со мной. В конечном итоге, Ямиль почему-то пошёл мне на уступки. Сказал, что если я не изменю своего отношения к нему, то через месяц он меня отпустит. Мне нужно продержаться только месяц и я даже представить не могу, насколько это будет сложно.

Ямиль сказал, что пора обедать. Мы позвали Ваэля с детской площадки, и пошли в дом.

— Почему ты ругаешься с папой, Максиан? — спросил малыш.

Я посмотрел на Ямиля, а он, нахмурившись, смотрел на сына.

— Не ругай его, Ямиль. Я сам разрешил ему так обращаться, потому что я никакой не лорд. Мы не ругаемся с твоим папой, малыш. Просто поспорили в одном вопросе, так иногда бывает между взрослыми.

— Понял, но ты всё равно с ним больше не ругайся, он хороший, — заверил мальчик, посмотрев на меня.