С каждым днем роза становилась все бледнее, листья скрутились и высохли так, что были похожи на бумажные. При самом легком прикосновении они отпадали от стебля. Пролетело несколько месяцев, прежде чем я понял, что мама сохраняла цветок в знак протеста против поведения своих сыновей. Это была роза из последнего букета, подаренного ей Эктором Мартинесом. Когда она мне в этом призналась, я уже едва помнил человека, с которым ей пришлось расстаться по нашей воле. Но в конце концов, не знаю точно когда, она выбросила розу в мусорное ведро.
В дни нашей юности Раулю было легче что-то разведать о личной жизни матери. Естественно. Они ведь продолжали жить под одной крышей, а я в последние полтора года учебы снимал квартиру вместе с другими студентами. Рауль по характеру был любопытным и во все совал свой нос, так что бедный сеньор Эктор прощался с нашей мамой у подъезда и не мог подняться к нам в квартиру (запасшись виагрой), а в квартире пройти в ее спальню, а в спальне лечь с ней в постель, как наверняка ему хотелось.
От брата я также узнал и другое: прежде чем сообщить Эктору, что им надо расстаться, мама сделала все, чтобы он восстановил отношения со своим сыном, попытался наконец с ним помириться и для этого съездил к нему. Я не знаю, чем завершилась та история. Зато знаю: накануне его отъезда в Канаду, когда уже был собран чемодан, мама прямо объявила ему, что они больше никогда не увидятся, поскольку этого требуют ее сыновья.
Позднее она завязывала отношения с другими мужчинами, но длились они, как правило, недолго. Кажется, хотя я и не уверен, мама пользовалась услугами брачного агентства. Она очень старалась, чтобы мы с Раулем ни с одним из них не познакомились. Потом она увлеклась игрой в бинго и придумывала себе еще какие-то развлечения, что не всегда оставалось для нас тайной и стоило ей денег.
Однажды во время семейного обеда она неожиданно и вроде как совершенно не к месту произнесла:
– Как редко я была счастлива.
Рауль бросил мне взгляд с другого конца стола, словно прося, чтобы я никак не комментировал ее слова. Это случилось как раз в те дни, когда у мамы появились первые признаки помутнения рассудка. Я сделал вид, что ничего не слышал, брат тоже, и ее фраза растаяла в воздухе, как в нашей жизни тает столько всего прочего, словно никогда и не существовало.
Я не видел Агеду с прошлого четверга, когда возил ее в ветеринарную клинику. Она тогда сказала, что ближайшие дни будут для нее тяжелыми. Так было и со всеми прежними ее собаками. Но на сей раз она не собиралась прибегнуть к испытанному средству – поскорее купить новую. В крайнем случае, если одиночество станет совсем уж невыносимым, можно будет завести пару попугайчиков или кошку, учитывая, что они требуют меньше забот. А что по этому поводу думаю я? Мне тут же пришли в голову разные варианты выбора домашнего питомца, один другого нелепей, но я промолчал. Толстый пес уже стоял одной лапой в могиле, расстроенная Агеда сидела рядом с ним на заднем сиденье в моей машине и гладила его по голове… Момент был не совсем подходящим для шуток.
Как и сегодня. Она стояла на раскаленной площади с грустным лицом. И сразу же выпалила, что у нее есть ко мне просьба. Ее слова насторожили меня больше, чем она могла себе вообразить. Что, опять придется подставлять ей свои губы? Или сделать и следующий шаг – прижаться друг к другу? А что дальше – постель? Я предложил Агеде выпить чего-нибудь холодного на террасе «Коначе». Но она отказалась. И спросила, может ли проводить меня до моего дома. Ей надо со мной поговорить.
– Хорошо.
По дороге она завела речь о том, что я иногда оставляю Пепу у Хромого. Это так здорово, сказала она, а потом изложила свою просьбу: не соглашусь ли я оставить собаку на ночь и у нее, так ей будет легче вынести возникшую в доме пустоту. Если получится сегодня, было бы хорошо. Если мне вообще эта идея не нравится, «ничего страшного». Я судорожно придумывал правдоподобную отмазку, потому что не хотел расставаться с Пепой. Но было слишком жарко, и мозги плохо работали: нужные слова никак не приходили на ум. Мы поднялись в мою квартиру, и как только я открыл дверь, Пепа радостно кинулась к Агеде. А та заплакала при виде столь искреннего проявления любви. Только этого мне и не хватало.
Я опять предложил ей чего-нибудь выпить или перекусить. Она опять отказалась. Сегодня Агеда не планировала идти в бар Альфонсо. Как, впрочем, и я. В сложившихся обстоятельствах было бы неудобно не пригласить ее остаться на ужин, хотя, честно признаться, купленная мною на рынке дорада была не настолько крупной, чтобы насытить два желудка.
– Спасибо тебе, но нет.
Сидя на диване, Агеда обнимала Пепу и минут через двадцать увела ее с собой. А когда приведет обратно? Сие никому неведомо. И теперь я сижу дома, баюкая свое одиночество.
Было так грустно, что я раздумал готовить ужин и отправился в бар Альфонсо: мне были необходимы общество и болтовня Хромого, но он, как я и боялся, туда не пришел.