Строгановы: история рода

Советский начальник штаба, с которым было необходимо решать любую проблему, включая охрану машин, которым предстояло перевезти президента и его сопровождение через Чёрное море, выполнял любое желание американцев. То, в каком объёме, насколько эффективно и в какие короткие сроки американцами была осуществлена операция по высадке десанта, превзошло все ожидания русских и просто лишило их дара речи.

Если должна была быть сделана какая-то работа, за её выполнение брались немедленно, невзирая на воинские звания и служебные ранги. Объём и количество снаряжения и снабжения, которые были в распоряжении американского флота, безмерно поразили Советы. Не зная, как они смогут удержать всё под контролем, они просто отказались от этого, сдались, махнув на всё рукой.

После того, как грузовое судно встало на якорь в акватории порта, несколько сотен русских матросов помогали американцам его разгружать. Сначала всё оборудование было перевезено на пирс, а затем на грузовиках и джипах по неровным горным дорогам было доставлено в Ялту. Прибегнуть к таким сложностям пришлось потому, что в ялтинском порту смог встать на якорь только один-единственный эсминец. На нём были устроены прачечные и душевые для тех членов американской делегации, у которых не было таких удобств на берегу.

На аэродроме в Саки, куда должны были прибыть наиболее высокопоставленные члены союзнической делегации, не было ни домов, где мог бы разместиться персонал военной авиации, ни станций технического обслуживания, ни оборудования для ремонтных работ. Всё это неожиданно выросло здесь, как из-под земли или как по мановению волшебной палочки.

В течение одной недели американские моряки проложили свою собственную телефонную линию, протянувшуюся по извилистым горным дорогам на расстояние свыше семидесяти километров, от Ливадии до Севастополя. Они также построили радиостанцию на высокой скалистой вершине Ай-Петри, возвышавшейся над Ялтой. Тем самым была обеспечена прямая телеграфная связь с Москвой, Лондоном, Парижем, Вашингтоном через Оран и Сидней в Австралии. Советы, которые сначала заявили, что это невозможно осуществить, были просто поражены.

Начиная с этого момента, американцы получили полную свободу действий во всём, что они считали необходимым сделать. Казались позабытыми всякая сдержанность и страх перед репрессиями, которые могли последовать в качестве наказания за братание и просто дружбу с иностранцами; снова, как в старые добрые времена, проявились подлинно русские черты характера, такие, как гостеприимство и сердечность. Возможностей для личных контактов и разговоров было бесчисленное множество.

Георгий заметил, что вскоре исчезло первоначальное недоверие, вызванное его именем. Он был не только частью общего для всех русских прошлого, но ещё и представителем славных традиций русского флота, которыми все гордились, но чтить которые стало вновь возможно лишь с недавнего времени. Офицеры Черноморского флота показали Георгию памятники русским адмиралам Корнилову и Нахимову, героям Крымской войны предыдущего столетия; они с благоговением произносили имена знаменитых защитников Севастополя – графа Тотлебена, князя Виктора Васильчикова и других генералов этой битвы. Улицы разрушенного города, как подчёркивал Георгий, расчищались от руин и завалов советскими моряками.

От одного высокопоставленного сотрудника НКВД по фамилии Ермолов Георгий получил разрешение ездить на своём джипе по всей южной части Крымского полуострова; он был глубоко подавлен теми изменениями, которые произошли в этой некогда цветущей местности. Несмотря на не слишком значительный урон, нанесённый войной этой юго-западной полосе земли, зрелище было тяжким и удручающим.

До революции население Крыма состояло в основном из татар – потомков тех крымских татар, которые поселились здесь ещё во времена Чингисхана. Царское правительство стремилось к уважению их прав как национального меньшинства и пыталось избегать вмешательства в народные обычаи и исламский культ. Необыкновенно чистые белые дома и живописные мечети придавали особый характер всей этой области с её ухоженными виноградниками и пышной субтропической растительностью.

Пропали белые деревеньки с уходящими в небо минаретами, с которых муэдзины призывали верующих на молитву. Маленькие дома были убогими и неухоженными, двери косо болтались на петлях, окна были залатаны картоном, а в пришедших в запустение садах и виноградниках кое-где бродили бездомные козы.

Жители, производившие впечатление несчастных и забитых людей, напомнили Георгию «белый сброд» в американских южных штатах.

Ни малейшего намёка на какие-нибудь сельские работы и ни одного татарина не видно было вокруг.

Когда он спросил у русских, куда подевались все местные жители, ему сказали, что они выразили желание объединиться с другими татарами, живущими на Урале и в Сибири. Однако вскоре он узнал, что они были депортированы, причём в совершенно жутких условиях, как скот.

Это был один из признаков той, практически отрицаемой на Западе действительности.