Дантес был разжалован и выслан из России, его приёмный отец, сыгравший во всём этом такую двусмысленную роль, добровольно ушёл в отставку.
Их имена в России ненавидят по сей день.
«Золотая эра Строганова»
Когда мадам де Сталь посетила в начале XIX столетия Россию, она была удивлена необыкновенным бесстрашием русского дворянства. Она писала: «Ничто не является достаточным для того, чтобы утолить фантазию русских господ. Суровый климат, леса и болота служат причиной того, что люди, находясь в состоянии постоянной борьбы с природой, легко отказываются и от самых насущных вещей, если они лишены роскоши или если у них отсутствует поэзия богатства… Блеск, великолепие – вот к чему они стремятся, а не к удобствам в повседневной жизни».
Это поэтическое сравнение с природой применимо ко всем русским, но и во всей Европе в течение столетий дворянство воспитывалось так, чтобы видеть в кавалерийской атаке «самое волнующее событие в жизни», как выразился кто-то однажды. Дети с самого детства воспитывались смелыми, а храбрость ценилась выше всех достоинств. До революции это особенно касалось России. Сегодня нужно обладать богатым воображением, чтобы представить себе сначала топот тысяч лошадиных копыт, а затем дикое столкновение кентавров в одну перемешавшуюся массу. Этот отважный галоп навстречу смерти казался им, участникам такой атаки, самым захватывающим моментом, который только может быть в их жизни.
Однако вызов и бравада наполеоновской эры отошли в прошлое. Свой долг отныне нужно было выполнять не в героическом сражении на поле битвы и не в салонах международных конгрессов. Теперь нужно было смириться с монотонным бытом: в бюро, семье и в кругу знакомых, поскольку именно всё это стало теперь жизненным пространством государственных служащих. Конечно, жизнь стала менее опасной, но и менее захватывающей. Казалось, пришло время для того, чтобы направить в другое русло самостоятельное мышление, упорство и усердие.
Строганов, который с 1831 по 1834 год был военным губернатором Риги и Минска, вскоре вернулся к своему любимому роду деятельности и стал куратором по народному образованию в одном из главных районов Москвы. Он не преследовал никакой личной выгоды, его большое состояние, европейское воспитание, независимость его взглядов и терпимость по отношению к другим позволяли ему быть самой лучшей кандидатурой на эту должность. Он был большим знатоком людей и привлёк к своей работе целую группу высококвалифицированных профессоров, таких, как Грановский, Погодин, Бодянский и Соловьёв, которым он содействовал, если это было нужно, и поддерживал. В результате этого появился новый интерес к Московскому университету. Например, лекции профессора Грановского привлекали внимание широких кругов московской интеллигенции.
Годы его кураторства прославлялись позднее как «золотая эра Строганова». Он, принимая живое участие в личных проблемах студентов, поднял уровень гимназий и начальных школ, улучшил их финансовое положение, возбуждая в широких общественных кругах живой интерес к своей деятельности. Его учебные программы применялись в Санкт-Петербурге и во многих других городах.
Единственный путь проведения реформы вёл через систему воспитания, которой он и хотел посвятить себя настолько, насколько это было возможно. У него возник официальный конфликт с министром графом Уваровым по поводу ограничений в допуске к обучению в университете. Министр представлял ту точку зрения, что свободный доступ к обучению в университете предрасполагает молодых людей к тому, что они стремятся занять места, которые на практике, возможно, были бы для них недоступны; вследствие этого могут быть разочарованы как малообеспеченные родители, так и обманутые в своих ожиданиях молодые люди. В противоположность ему Строганов считал, что любые меры, препятствующие поступлению молодых людей в университет и тем самым отрицательно сказывающиеся на развитии всеобщего народного образования, натолкнутся на непонимание со стороны общественности и в конце концов поставят под вопрос успех всего многообещающего начинания. Кроме того, он протестовал против практикуемой министром цензуры: «Если все цензурные предписания будут точно соблюдаться, это будет иметь отрицательные последствия при опубликовании работ писателей: целый ряд статей и сочинений, которые представляют собой большую пользу для народного образования, или совсем не будут опубликованы, или появятся слишком поздно, успев уже устареть тем временем».
Различия во мнениях, такие, как между Уваровым и Строгановым, который считал, что необходимо способствовать развитию народного образования, чтобы достичь впоследствии лучших и более взвешенных оценок, были типичными в кругах интеллигенции вплоть до революции.
Западноевропейские революции 1848 года, казалось, подтвердили правоту Уварова. Сергей Григорьевич вынужден был уйти в отставку.