Строгановы. Самые богатые в России

И вот она уже в свадебном дорогом уборе, расшитом жемчугами, сидит рядом с женихом на меховых шкурах, Богоматерь печальными глазами следит за сим действом из красного угла, а Николай Чудотворец осеняет их тихим крестным знамением. Свахи под протяжные песни чешут головы будущим мужу и жене гребнями, смоченными в крепком меде. Спиридон глаз не сводит со своей будущей жены, а Мария – словно превратилась в тряпичную куклу, которых в бесчисленном множестве делала ей мамушка. В сердце ее – одна тоска и отчаяние. Осыпают молодых зерном, хмелем, золотой монетой, чтобы богатство в доме водилось, чтобы детки родились, чтобы жизнь была медовая и сладкая. Расчесали Марию, сняли венец с головы – символ девичества, скрутили волосы, водрузили на голову кику, накрыли легким покрывалом.

Выпили гости за здоровье молодых, сменилось три вида блюд за столом. Сваха Егоровна с поклоном попросила благословения везти молодых в церковь. Встают гости, смотрит Мария – в руках у матери с отцом образа, благословляют ее… И опять сердце зашлось в немых рыданиях. Даже посмотреть сил нет на мужа будущего, на татарина отвратного!

А в церкви стало и того хуже. Когда три раза обошли они около аналоя, поняла Мария, что жизнь ее кончена, что нет пути назад. Закапали тихо слезы из их глаз. Словно и не плакала она все эти дни, полились ручьями, откуда только взялись?..

Поклонились новобрачные священнику, вышли из церкви. Солнце осветило молодых, улыбается Спиридон, мрачнее грузовой тучи – Мария. При всем честном народе вышел ее отец, ударил плетью, призывая слушаться мужа, быть ему покорной во всем, и отдал плеть Спиридону.

Едет свадебный поезд к палатам великокняжеским, звенят колокольчики, заливаются задорным голосом бубенцы. Молодых везут. С иконой Христа Спасителя встречает Спиридона и Марию сам князь Дмитрий Иванович, жена его Евдокия – с хлебом-солью.

Поклонились молодые трижды в ноги названым родителям, разломила каравай над ними княгиня Евдокия на две половинки. Все, началась у молодых замужняя жизнь.

Казалось, пировала вся честная Москва. Выкатывались бочки с медовухой на княжий двор, угощался люд калачами, пирогами, дичью, пели заздравные песни молодым. А в палатах княжеских на пиру свадебном всем было радостно, кроме жены венчанной Марии.

И вот принесли жаркое и калачи. Поняла жена молодая, что поведут их в сенник. Там уже было готово ложе, чтобы принять молодых. По стенам стояли иконы, в каждом углу на воткнутой стреле висела шкурка соболя, а на лавках стояли сосуды с медом. Брачная постель была разбита на двадцати одном снопе. Все, все надо учесть, чтобы жизнь молодых была светлой, дружной, богатой. Взяли за руки Марию, вывели из-за стола.

– Вот что, дочь моя, – молвил князь Дмирий Иванович. – Слушай меня, да не ослушайся. Жена ты теперь сыну моему крестному, в нашу веру вступившему, согласно воле сердца и разума. Жить тебе с ним в супружестве должно благочинно и смерено. Слушайся его, да сама советом помогай.

Опустила голову Мария в знак согласия. А что еще могла она сделать? Гудит за стеной люд московский, восхваляет князя великого многомудрого, славят молодых. А молодые сидят на брачном ложе в нерешительности. Вздохнул Спиридон, взял за руку жену венчанную.

– Знаю, не люб я тебе, – сказал он, и от непривычного говора вздрогнула девушка. – Одно тебе скажу, что никто мне кроме тебя не нужен. Милее жизни ты мне.

Медленно повернула она голову, чтобы в первый раз внимательно посмотреть на мужа, понять, что за человек он такой, кто отрекся от родителей и веры своей, кто многомудрыми речами заставил ценить и уважать себя князя Московского. Ничего не ответила она, понимая, что назад дороги нет, что ничего не поправишь и начала медленно снимать с себя уборы дорогие. Помутнело в глазах у Спиридона, кинулся он к жене и стал покрывать ее лицо поцелуями жаркими, срывать одежды с нее дорогие.

Тихо трещали свечи у икон, смотрели святые за сим действом – кто с печалью, а кто и с радостью. Ни слова не проронила Мария, лишь крепко губы искусала, до крови. А на утро вынесла сваха на всеобщее обозрение рубаху льняную со следами девства.

– Как он смел?! – кричал в бешенстве хан, а глаза его наливались кровью. – Как он только мог себе такое придумать?!

Хан буйствовал так, что досталось всем. В слуг летела посуда, крушилась мебель, а когда все же пришло осознание того, что сын его переменил веру и взял по русскому обычаю в жены княжескую племянницу, то решение родилось само собой – собрать лучших своих людей и отомстить за нанесенную кровную обиду.

– Князь! – в палаты к Дмитрию Ивановичу влетел запыхавшийся военный советник, – ханский отряд в двух часах от Москвы!

– Как?! – вскочил князь. – Как они посмели?! Труби сбор!

– Позволь, княже, – подал голос Спиридон, – с тобой отправиться. Я же знаю, что отряд здесь из-за меня.

Князь нахмурил брови, сжал кулаки, а секунду задумался.

– Что ж, едем, – просто сказал он.