Итак, особые входы позволяли не смешиваться разного рода гостям: одни прибывали исключительно на трапезу, другие — для свидания с книгами или на музыкальные вечера (теперь это называется зонированием здания). Впрочем, бывали и такие, кто совмещал разного рода времяпрепровождения.
Марьинская усадьба весьма точным образом отражала иерархию, сложившуюся в семье графов Строгоновых-князей Голицыных. По другую сторону коридора от Большой гостиной, окнами на Тосну, находились три комнаты княгини Натальи Петровны — почетной главы семьи, она в Марьине «…владычествовала безраздельно». Здесь самым главным интерьером, и впоследствии даже знаменитым, была Красная гостиная, получившая свое название по цвету шелка, использованного для обивки стен. С ней соседствовали Кабинет и Спальня.
На втором этаже старого дома располагались шесть комнат, также разделенных коридором на две части. Здесь были Уборная, Спальня, Кабинет, Гостиная и другие комнаты графини Софьи Владимировны — подлинной владелицы, которая имела большое число комнат, но располагались они на втором этаже. В Уборной, например, находились элегантные женские вещицы: «уховертка золотая, гребенка тупейная черепаховая, гребни черепаховые редкой и частой, они же белой кости и пальмовый, косточка черепаховая для чищения языка». Можно было найти там серебряные и вызолоченные умывальник и тазик, а также щипцы.
В Спальне находилась миниатюрная живопись и шестнадцать живописных картин, среди которых наиболее интересны маленькие картинки на дереве Гюбера Робера, в XX веке их ждала весьма драматическая судьба. Там же стояли гипсовый и мраморный бюсты графа Александра Павловича, его рапира и бюро красного дерева. Вещи сына, его рукописи, небольшую библиотеку и скульптурное изображение Александра Воронихина, мать перевезла в Марьино в 1827 году.[249]
В том же зале хранились турецкий серебряный сосуд мужа — графа Павла Александровича, его шпага, «у коей турецкий клинок», вязаное одеяло работы императрицы Елизаветы Алексеевны, два ее же «цветника фарфоровых золоченных в виде ваз с живописью, представляющей трех граций и амура с мраморным пьедесталом порфирового цвета». Все это — свидетельства нежной дружбы вдов, еще одним свидетельством которой были и два схожих между собой марьинских портрета. Исполненные в 1830–1831 годах они представляют вдов перед монументами Александров. На акварели П.Ф. Соколова С.Ф. Строгонова сидит перед скульптурным бюстом сына.
П.В. Басин изобразил императрицу Елизавету Алексеевну перед скульптурным бюстом скончавшегося мужа.
По семейному преданию, эскиз картины был сделан в Таганроге, а сама она писалась в Марьине и закончена, таким образом, уже после смерти императрицы. Елизавета Алексеевна действительно представлена восседающей в одном из золоченых марьинских кресел, весьма похожим на тот, что занимала Софья Владимировна на акварели П.Ф. Соколова. Доверительные отношения, сложившиеся между двумя дамами, графиней и императрицей, породили легенду о том, что усадебные бумаги могли бы пролить свет на историю Веры-молчальницы — таинственной монахини Сырковского монастыря близ Тихвина. Некоторые видели в ней Елизавету Алексеевну, скончавшуюся всего полгода спустя после мужа. Якобы она последовала примеру своего супруга и удалилась из света.
Впервые Вера-молчальница появилась в Тихвине в 1831 году, а семь лет спустя после ареста и допроса дала обет молчания. С 1841 года жила в Сырковском монастыре близ Великого Новгорода за счет княгини A.A. Орловой-Чесменской. В данном случае истина обнаружена. К.В. Кудряшов, исследовавший семейный архив Н.С. Маевского, установил, что под именем «молчальницы» скрывалась Вера Александровна Буткевич, дочь екатерининского вельможи генерал-майора Александра Дмитриевича и Анны Ивановны фон Моллер, его второй жены (мать Н.С. Маевского, Любовь Александровна — дочь А.Д. Буткевича от третьего брака). Милохово, имение Буткевичей, находилось в окрестностях Новгорода возле села Колома.[250]
Большое значение для окончательного решения вопроса сыграла недавняя статья Ю. А. Молина, в которой впервые приводится акт о вскрытии тела императрицы.[251]