Строговы

Возвращения Артема ждали с большим нетерпением. Весть о предоставлении товариществу государственного кредита на машины взбудоражила всех. Судили и рядили об этом в каждой избе. Многие не верили, что государство рискнуло дать кредит бедноте, с которой в случае неустойки и взять нечего. Богатые мужики, вроде Герасима Круткова и Ефима Пашкеева, пускали злобные слушки, один гаже другого.

Матвей знал все это и тревожился. Хотя вера его в молодое Советское государство была непоколебимой, но тем не менее на душе у него было тревожно. А вдруг Артем не доведет дело до конца и подводы, ушедшие за машинами, вернутся пустыми?

Правда, он наказал сыну непременно побывать у Беляева, но тот ведь не сидит на месте, а все время колесит по губернии…

Утром в волостной исполком заявился ломовицкий партизан Никита Михеев. Он ехал из города налегке и в пути под Соколиновкой обогнал обоз с машинами. Артем попросил его заехать в Волчьи Норы и сказать Матвею Строгову, что к полудню машины прибудут на поля товарищества.

Матвей несколько минут поговорил с Никитой, проводил его и заспешил на поля.

– Принимай рапорт, товарищ командующий, – сказал Мартын Горбачев, когда Матвей подъехал к полевой избушке и спешился. – Пшеницу посеяли всю. Завтра начнем сеять овес и гречиху.

– Вольно! Молодцы! – шутливо крикнул Матвей и, не в силах сдержать себя, поделился радостью: – Машины, Мартын, на подходе. Вот-вот будут…

Мартын, по-видимому, переживал те же чувства, что и Матвей: верил, но тревожился. От слов Матвея он просиял, вскочил с толстого бревна и бойко запрыгал на одной ноге к избушке.

– Эй, мужики, вставайте! Командующий прибыл!

Через минуту из избушки вышли Тимофей Залетный, Силантий Бакулин, Максим Строгов и с полдесятка подростков-бороновальщиков.

Они поднялись на рассвете, решив засеять и забороновать последние загоны яровой ржи до наступления жары. Сделав дело, легли спать. Только заснули – явился Матвей.

– Надо народ собирать, товарищ командующий, – предложил Тимофей Залетный, узнав, по какому случаю приехал Матвей на поля.

– Ты, наверно, речь, Тимофей, думаешь сказать? – улыбчиво щурясь на Залетного, спросил Матвей, зная, что Тимофей любит выступать на митингах и собраниях.

– А что же? Могу! Насчет смычки города и деревни, – еще больше загораясь, сказал Залетный.

– Да, это бы неплохо, только народу вот мало, – выразил свои сомнения Матвей.

Но сомневался он напрасно. Пока Матвей и Мартын подсчитывали луговые угодья товарищества и разговаривали о том, как лучше провести сенокос, Тимофей Залетный разослал по полям комсомольцев собирать народ. Вскоре люди один за другим, и верховые и пешие, потянулись к избушке. Узнали каким-то образом о приближении обоза с машинами и в селе. Кое-кто из мужиков, колебавшихся со вступлением в товарищество, не упустили этого случая и приехали посмотреть на все своими глазами.

К полудню у избушки собралась толпа. Народ все прибывал.

– Смотри-ка, и в самом деле придется митинг проводить, – сказал Матвей Мартыну.

Приближение обоза он заметил первый, хотя за городской дорогой наблюдали все неотрывно. На густом осиннике, темной полосой тянувшемся по склонам широкого лога, вдруг весело заиграли солнечные блики. Они прыгали по осиннику, как по стене.

Матвей сразу понял, что это отражается зеркальная гладь стали машин.

– Едут! – сказал он.

– Где едут? – удивился Мартын, прикладывая ладонь к глазам и всматриваясь в даль.

– А ты смотри лучше, скоро увидишь дугу первой подводы, – ответил Матвей.

– Ну и глаза у тебя! – восторженно присвистнул Мартын. – Я ни черта не вижу.

Но не видел не только Мартын. Вся толпа тщетно обшаривала десятками глаз каждый куст у дороги. Матвей смеялся, подзадоривая смотревших, но наконец не выдержал и рассказал всем, как он узнал, что подводы с машинами поднимаются по косогору из лога.

Вскоре показалась первая подвода, вторая, пятая, седьмая. На первой телеге, загруженной какими-то частями машин, сидел Артем. Он был без фуражки. Ветерок шевелил его черные волосы.

Увидев подводы, нагруженные машинами, сына, гордо восседающего на телеге, Матвей почувствовал, как защемило сердце, спазмы сжали горло. «Это же новая жизнь идет! Сколько за нее бились, сколько мук приняли, крови пролили!» Опустив голову, Матвей искоса взглянул на Мартына. Тот стоял выпрямившись, как солдат. Губы у него тряслись, плечи вздрагивали, а по просветленному лицу текли слезы. «Стареем, что ли? А может быть, так и надо?» – пронеслось у Матвея в мыслях.

Толпа ринулась к подводам, окружила их, Матвея с Мартыном оттиснули. Тимофей Залетный подскочил к Артему, перебросился с ним несколькими словами и прыгнул на телегу.

– Товарищи! – раздался его зычный голос. – Вы посмотрите, вы… вы только посмотрите… – Волнение душило его, он ударил себя ладонью в грудь. – Стали мы сегодня богаче Юткиных и Штычковых в несколько раз. Были батраки, самые последние люди, а теперь – строители коммунизма, первые люди всего мира. Эти машины дал нам рабочий класс, партия большевиков, Ленин. Смычка рабочих и крестьян – вот наш путь…