Стройность

Чтобы еда была вкусной, она должна быть тщательной. А люди, в том числе и женщины, заняты тщательным приготовлением машин, которые облегчают халтуру приготовления еды. Вот и все. И люди соревнуются в изготовлении этих машин, вместо того, чтобы соревноваться в изготовлении еды, одежды и жилья. Соревнуются в изготовлении людей, изготавливающих эти машины для изготовления дрянной еды. Наши машины будут не хуже ваших. «Назло врагам козу продам, чтоб дети молока не пили».

На одной вечеринке я ел мидии. Из консервной банки с мидиями был вылит сок и заменен лимонным соком. Это было невыразимо вкусно. Мидии разводятся быстро. Но потом кто-то содрогнулся от того, что мидии будут доступны всем, и стал выпускать консервы, состоящие из рисовой каши с вкраплением мидий. Была испорчена и каша, и мидии. А потом это сняли с производства. Может, где-то все же разводят мидий! Но я их так больше и не встречал…

Чтобы варить и жарить картошку, с нее снимают шкурку вместе с частью картошки. То есть счищают самую полезную часть. Сколько мешков было перечищено во время нарядов вне очереди! Сколько халтуры! Сколько картошки пущено под откос вместе со шкурками! В то время как самое полезное — это варить картошку в мундирах, как говорят, вместе со шкуркой. Во-первых, счищать с вареной картошки только шкурку, потому что она счищается даже концом вилки или обратной стороной ножа, а жарить можно даже со шкуркой. Ну ладно, ну без шкурки. А потом вареную жарят, разжаривают, как говорят. То есть чищеную картошку — разжаривают.

Но однажды я ел картошку удивительного вкуса. Не нарезанную, а прямо небольшая картошка, целиком поджаренная. А потом Инга, жена моего товарища, призналась: «Пришли гости — а у меня ничего нет, кроме картошки, сваренной в мундирах. Я шкурку почистила вилкой, потом поджарила прям целиком, не нарезая, на сковородке. Оказалось, здорово. И ты все нахваливал. Теперь это стала моя фирменная еда».

Но так это и не пошло дальше этой квартиры. А все остальные картошку чистят, чертыхаясь, потом варят, а потом иногда жарят. А еще проще — сразу покупают жареную картошку, называется чипсы, в пакетах. Эту наголо стриженную картошку, нарезанную до толщины бумаги, жарят. И все это делает машина, которую изготовляют мужчины и женщины, а потом покупают, чтобы есть дрянную еду. «Назло врагам козу продам, чтоб дети молока не пили».

Когда я был один, ко мне приходили актрисы, каждая из которых начинала с того, что предлагала изготовить украинский борщ. Чего им дался украинский борщ — не знаю. Наверное, это был пик кулинарии. Ну ладно. И все борщи были невкусные, и все борщи я хвалил, иначе бы они обиделись. Я пытался сам изготовить борщ по книге «Кулинария» для общепита, где и того-то столько-то, и того-то столько. Борщ получился невкусный. Очевидно, нетщательный. Нетщательный был рецепт. Но однажды я нарвался на тщательный рецепт. Я в него поверил, потому что он был напечатан в книге «Всемирная кулинария». Я сказал жене:

— Ни-ичего не меняй, ни-ичего, ни-исколечко. Сделай точь-в-точь по рецепту, если будет невкусно — тогда мы изменим. Но сначала попробуем рецепт.

Она сделала. Со страху, точно. То есть тщательно. И оказалось, что это королевская еда. Этот рецепт был не сложнее, чем в книге «Кулинария» и в книге «Домоводство», но почему-то там были другие рецепты. «Козу продам…», «Коть, Коть, а хочешь, я тебе яишенку толкану… или козу продам», чтоб назло врагам, чтоб дети молока не пили.

А потом муж интеллектуального труда влез в ванну и кричит ей:

— Тонь!.. А мыло-то наше где?

Она ему отвечает:

— Ой, Котенька, завтра куплю.

Что может женщина? Все! Ну и что хорошего? А что может женщина такого, чего не может мужчина? Рожать, конечно. А чего может мужчина такого, чего не может женщина? Рожать, конечно. Вот то-то! Вернее, участвовать в рождении. Неужели это не сказывается в дальнейшем?

Права-то у них одинаковые, вот обязанности разные.

А функция заката такова:
Печаля нас, возвысить наши души,
Спокойствия природы не нарушив,
Переиначить мысли и слова.

И выяснить при тлеющей звезде,
Зажатой между солнцем и луною,
Что жизнь могла быть в общем-то иною,
Да только вот не очень ясно где…
Да только вот не очень ясно где.

Из треснувшей чернильницы небес
Прольется ночь и скроет мир во мраке.
И как сказал философ Ю. Корякин:
«Не разберешь — где трасса, где объезд».

Все для того, чтоб время потекло,
Безбрежность неминуемой разлуки,
Чтоб на прощанье ласковые руки
Дарили нам дежурное тепло…
Дарили нам дежурное тепло.