– Вдоль дороги два десятка местных жителей, крестьяне, а один полудурок раскинул руки и на дороге валяется, чуть не переехал его. Сейчас этого селянина охрана на обочину выкинет, и дальше поедем.
– Отставить! – не знаю почему, сказал я. – Сейчас выйду, пообщаюсь с народом.
При этом я машинально взглянул на часы. Время половина двенадцатого ночи, зима, с неба иногда снежок срывается, а на дороге валяется крестьянин из бывших гредмарцев. С кем и о чем я собрался говорить? Зачем? А ладно. Ничего страшного, появился интерес, а значит, его необходимо удовлетворить. Мало ли, вдруг кто-то из моих новоявленных графов и баронов беспредельничает, а крестьяне пожаловаться хотят.
Открыв широкий бронелюк, я выбрался из теплого прогретого нутра штабной «Асхи» и вышел на ровную асфальтовую поверхность широкого автобана. Из бронемашин сопровождения уже выбежали охранники, раминские варяги, все как на подбор, под два метра ростом, здоровые плечистые ребята в бронепластовой броне со встроенной системой «Хамелеон», с мечами за спиной и новенькими автоматами АН-94 в руках. Бодигарды уже оттеснили в сторону крестьян и создали круг безопасности вокруг моего транспортного средства. Под самым носом бронемашины, в свете фонарей, лежит мужик лет тридцати пяти. Выглядит он вполне неплохо, аккуратно подстрижен, морда толстая, одет в светло-зеленый утепленный комбинезон, а на ногах новенькие рабочие ботинки с металлической набойкой на носу. На страдальца или обиженного жизнью человека местный житель не похож. Однако зачем он лежит без движения и смотрит на меня ошалевшим взглядом, непонятно.
– Кто ты? – нависнув над телом крестьянина, спрашиваю я.
– Аролли Финк, добрый герцог, – мямлит мужик, запинается и уже уверенней добавляет: – Крепостной крестьянин графа Рюмина, староста придорожной деревни.
«Вот значит как, – думаю я, – крепостной графа Рюмина, командира моей отдельной танковой бригады. Ну, дождешься, аристократ свежеиспеченный. Если будет жалоба, поплатишься».
– И в чем твоя печаль, Аролли Финк, что ты валяешься на дороге?
– Так получилось, великий герцог, что я случайно упал. Мы стояли у дороги, в надежде увидеть тебя, и я поскользнулся. – Мужик привстал на колени и завыл: – Милостивец! Молимся на тебя! Спаситель ты наш!
Такому поведению крестьянина я искренне удивился, а когда его славословие поддержали остальные люди, то чуть в ступор не впал, хотя, конечно, про то, что гредмарцы меня очень сильно любят, я знал. Все-таки помимо того, что я командор «Акинака», великий герцог и прочая, прочая, прочая, за мной имеется титул патриарха культа Предтечи, и для местных жителей моя персона полубожественна. Но я никогда не стремился к тому, чтобы люди на меня молились. Видимо, начальники ОДВ (Отдела духовного воспитания) Кирилл Скуратов и Кир Ногра переборщили в перековке местных жителей, и я столкнулся с тем, с чем не ожидал, ибо в храмах, которые находятся в каждом феоде, ни разу не бывал, да и самой религии внимания уделял чрезвычайно мало.
«И что теперь делать? – спросил я сам себя и тут же сам себе и ответил: – Играть роль доброго и мудрого господина до конца. А иначе меня попросту не поймут».
– Встань, Аролли Финк, – над дорогой разнеслись мои слова, – и вы люди, встаньте.
Крестьяне поднялись и вновь заголосили:
– Отец родной!
– Спасибо тебе за нашу счастливую жизнь!
– Спаситель!
– Благодетель!
Подняв руку, остановил их:
– Тихо!
Мои фанаты замолчали, и только Аролли одними губами шептал:
– Милостивец!
– Как поживаете, люди? Все ли у вас хорошо?
– Очень хорошо живем, великий герцог. Просто замечательно. За это от нас благодарность тебе.
– А граф что? Не обижает?
– Нет, он хороший человек, только в храм не ходит и за тебя свечку не ставит.
– Это ничего, он воин, ему можно не молиться. В чем-нибудь нуждаетесь?
Вобрав в себя воздух, староста попросил:
– Великий герцог, навести наш храм. Освяти его своим появлением. Наша деревенька в ста метрах от дороги, сразу за рощицей.
– Ну, веди, – согласился я, думая о том, что надо будет завтра переговорить с начальниками ОДВ и приказать им сбавить обороты, а то так гредмарцам мозги засрали, что они ночами вдоль дорог стоят. Это не есть хорошо, и все должно делаться в меру, чтобы до фанатизма не доходило.
Вместе с крестьянами и охраной я вышел на проселочную дорогу. По ней мы быстро прошли в деревню, которая состояла из двух чистых улочек, застроенных аккуратными бревенчатыми домиками. В центре стояла небольшая церквушка, в которую мы и вошли. Вот здесь-то я и выпал в осадок. На стене моя фотография два на два метра в золоченой рамке, а под ней свечи зажженные. Пришлось постоять рядом, прикоснуться к некоторым предметам, которые мне подносили, и благословить три десятка детишек.
Все прошло неплохо, как-то легко и само собой. Однако задерживаться в деревне я не стал, расспросил крестьян за жизнь, снова вернулся на автобан, продолжил свое путешествие и еще раз подумал о том, что надо будет дать нагоняй Скуратову и Ногре.