Строки, обагренные кровью

ПИСЬМО ПОЛИТРУКА МАКАРА ХАЛАНСКОГО ЖЕНЕ

Дорогая Лина!

…О себе скажу одно, что я был непримиримым к врагам и им остаюсь. Буду защищать Родину-мать до последнего дыхания. Чем быть в неволе фашистских сопливцев-гадов, лучше смерть. А любовь свою к тебе, Лина, с собой унесу.

Но в этой войне с фашизмом мы победим. Порукой тому сила Красной Армии и всего народа да наше правое дело.

Лина! Затем хочу предупредить тебя всерьез, что опять-таки ты напрасно забеспокоилась. В действительности может быть такое положение, что, скажем, часть находится в месте, откуда не разрешаются письменные связи в течение месяца или даже полтора. Можно ли из этого делать какие-либо выводы? Конечно, нельзя. И я прошу тебя: будь дальновидной, не теряйся при первой неудаче…

Это письмо помечено 22 июля 1942 года. Его автор, партизанский политрук Макар Халанский, не знал, что через два дня в лесу произойдет кровопролитный бой с фашистскими карателями, что он ценой жизни подтвердит искренность каждого своего слова.

В те дни для партизан Крыма создалась тяжелая обстановка. Керчь пала. После восьмимесячной обороны умолк и Севастополь. Партизанский участок фронта остался единственным на полуострове. Командующий 11-й немецкой армией фельдмаршал Манштейн бросил против партизан большую карательную экспедицию. «Ликвидация партизан — важнейшее условие полной оккупации Крыма. Это задача всей 11-й армии», — гласил его приказ.

Но патриоты не дрогнули, они решили сражаться до конца.

…Целый день шел бой. Двадцать шесть тысяч вражеских солдат окружили около пятисот партизан на лесном «пятачке» площадью в двенадцать квадратных километров. На этот «пятачок» гитлеровцы обрушили весь огонь, сюда бросили все свои силы.

К вечеру фашистам удалось расчленить партизанскую оборону. И хотя бой шел с прежним упорством, по всему было видно, что выход у партизан один: как только стемнеет, идти на прорыв, маневрировать. Дело это не простое, но и не новое. Однако что делать с ранеными и мирным населением, скрывавшимся от оккупантов в партизанском лесу? И на прорыв их не поведешь, и маневрировать с ними трудно. Как быть с ними, небоеспособными?

Над этим мучительным вопросом долго думали командир и комиссар партизанского района. Решили: раненых выводить отдельной колонной. Одна группа отрядов пойдет на прорыв в восточном секторе, другая — завяжет бой в южном, чтобы отвлечь силы врага. В это время раненые спустятся к Бурульче и пойдут к северу, в сторону горы Яманташ. Им, конечно, надо дать прикрытие и толкового командира.

Тогда и было названо имя политрука Макара Халанского. Этот проведет. Он отличается всеми качествами, необходимыми партизанскому командиру: и осторожностью, и смекалкой, и хитростью, и смелостью.

Политрук Макар Халанский прибежал на командный пункт районного штаба, как всегда, собранный, подтянутый. Весь день в бою, а форма в полном порядке.

Получив задание, он, не колеблясь, ответил:

— Есть, взять раненых и жителей! — И направился в сторону госпиталя.

Комиссары молча смотрели ему вслед. Получится ли у Макара? Силенок-то мало ему дали, лишь одну группу. А зависеть от нее в этой адской обстановке будет многое. Впрочем, Макар есть Макар. Сработает.

И все, что известно было о Халанском, всплыло в памяти.

Доброволец Красной Армии. Участник гражданской войны. На Колчака ходил, на белополяков, и на барона Врангеля. Потом сотрудник ЧК, воспитанник Дзержинского. Но сказались, видно, последствия трех ранений, полученных в гражданскую, — появился туберкулез. Медкомиссия, увольнение из органов. Доказательства, заявления, просьбы — ничто не действовало. Лечиться, отдыхать и опять лечиться — таков был приговор врачей. Пришлось подчиниться.

В первый же день Отечественной войны Халанский пошел в военкомат. Снова перед врачами.

— Лечился, помогло, хватит. Прошу отправить в Действующую армию.

Пробиться на фронт было нелегко — хватало добровольцев здоровых. И все-таки в июле 1941 года Макар Халанский уже служил на батарее береговой обороны, защищавшей город и порт Феодосию.

Когда гитлеровские войска подошли к Феодосии, артиллеристы прикрывали отход частей Красной Армии. Но сами отойти не успели. Они взорвали пушки, молчаливо, взглядами, попрощались с притихшим городом и по предложению Макара Халанского направились в лес партизанить.