Строматы. 1-7 Том

(6) А поскольку Господь превыше всего мира и находится даже за пределами мира умопостигаемого, имя на нагрудной пластине означало «превыше всех начал и властей», то есть записанных заповедей и всего того, что открыто чувствам. (7) Так открывалось имя Бога. Действительно, Сын видит благость Отца и творит в соответствии с нею, и назван поэтому Богом Спасителем и первопринципом всего, в вечности перворожденным образом «Бога невидимого», создавшим все по своему подобию. (39,1) Поэтому речения провозглашают и проповедуют пророчества Логоса о будущем суде, поскольку Логос одновременно пророчествует, судит и все разделяет.

(2) Обряд священнического облачения сам есть пророчество боговоплощения, знак его пришествия в видимый мир. (3) Первосвященник сначала снимает свои священные одежды (ведь мир и все то, что в мире освящено Богом и «хорошо весьма»), осуществляет омовение, а затем облачается в новое одеяние, приличное для вхождения в Святое Святых, и только после этого входит в святилище. (4) По моему разумению, это означает, что левиты и гностики возглавляют священническое сословие. Но последние [кроме того] освящены водою крещения, облеклись одеждою веры и пребывают в ней. Они способны отделить умопостигаемое от чувственного, поднялись выше всех остальных священнослужителей и устремлены лишь к тому, что доступно разуму. Поэтому для очищения они уже не нуждаются в водных омовениях, как это делали до них левиты, получившись лишь гностическому Логосу.⁹⁵⁵ (40,1) Ведь когда он совершенно очищает их до глубины их сердец, когда они в своей безукоризненности поднимаются на самый верх священнического достоинства, тогда все их существо — слова и дела⁹⁵⁶ — очищается и облекается в дух славы, и владеет неизреченным сокровищем, тем, что доступно только совершенным, тем самым, которое «глаз не видел и ухо не слыхивало и мысли о котором в сердце человека не входило»⁹⁵⁷. Только тогда, став сыном и другом, совершенный сможет «лицом к лицу» насытить себя полным созерцанием. Но и сам Логос открывает это в Писании, только полнее и глубже: (2) «И войдет в скинию собрания, и снимет льняные одежды, которые надевал входя в святилище, и оставит их там. И омоет тело свое водою на святом месте, и наденет одежды свои». (Лев. 16:23—24) (3) Иными словами, Господь, нисходя в чувственный мир, снял одни и надел другие одежды. Подобно ему, верящие в него снимают одни и надевают другие священные, как говорит апостол, одежды. По образу Господа, только славнейшие из жреческого сословия избирались архиереями. Эти избранные совмещали в себе достоинство царское и пророческое.

VII. О египетском символизме

(41,1) Египтяне не доверяют таинства первому встречному и не открывают непосвященным знаний о божественном, но передают их только тем, кому предназначено наследовать трон, и жрецам, которым предпочтение оказывается уже по самому способу их воспитания, образования и происхождения. (2) Египетские загадки и таинства очень похожи на те, которые были в ходу среди иудеев. Так, Солнце представлялось ими в виде корабля или же крокодила. (3) Означает это то, что Солнце, совершая свой путь через мягкий и влажный воздух, порождает время, символом которого в некоторых священных мифах был крокодил.⁹⁵⁸

(4) В Диополе Египетском на колонне, называемой священной (ejpi< tou  iJerou  kaloume>nou pulw nov), высечены фигуры ребенка, как символ рождения, старца, как символ разрушения, а с другой стороны, сокол, символ Бога, и рыба, символ ненависти. И еще в одном месте изображен крокодил, который означает наглость. (42,1) Будучи сведенными вместе, эти символы могут означать: «О вы, рождающиеся и умирающие, Бог ненавидит наглость».⁹⁵⁹ (2) Те же из египтян, которые изготавливают из дерева изображения ушей и глаз и, освятив их, жертвуют богам в храмах, очевидно указывают этим на то, что Бог все видит и слышит. (3) Точно так же лев символизировал силу и мощь, вол, по-видимому, всю землю, земледелие и питание. Символическое значение лошади — мужество и независимость. Сфинкс же означал силу, соединенную с разумом, поскольку его тело львиное, а лицо — человеческое. (4) Аналогично, изображение человека высекали на стене храма для того, чтобы указать на разум, память, силу и искусность.