Строптивые фавориты

«Если вы думаете, что у герцога Мальборо не будет никаких возражений против сего, я должна признаться вам, что буду рада, если сие исполнится. В общем, я против продажи, в данном же случае сестра Хилла, похоже, желает сего, а она являет собой настолько хорошее создание, что я была бы рада в любое время сделать нечто для нее, не являющееся неразумным».

Разумеется, в мае 1705 года Хилл был произведен в полковники 11-го пехотного полка. Тогда у Сары еще не было ощущения, что Абигайль стала исключительно близка к королеве. Только позднее она начала вспоминать признаки, казавшиеся ей ранее «странными и необъяснимыми», но слишком незначительными для возбуждения у нее подозрения или ревности. Например, однажды Сара уединилась с королевой, когда «внезапно сия женщина, не ведая, что я пребываю там, вошла с самым дерзким и веселым видом, каковой только можно себе вообразить, но, узрив меня, остановилась и тотчас же, сменив свою манеру и сделав самый торжественный реверанс, спросила:

– Ваше величество позвонили?»

Со временем Абигайль приобрела при дворе другого влиятельного покровителя. Она состояла в родстве с герцогиней Мальборо по материнской линии, но, по прихоти судьбы, по отцу приходилась троюродной сестрой Роберту Харли (1661–1724), видному политику-тори, государственному секретарю. Сара ядовито отметила, что Харли не спешил проявлять родственные чувства к нищенствующим сородичам, ибо «он и видеть их не желал, когда у них не было куска хлеба». Но к концу правления Вильгельма III Сара вынудила его сделать хоть какой-то жест в сторону обездоленных родственников. В это время старшему брату Абигайль позарез были нужны две тысячи фунтов для покупки должности в таможенном ведомстве. Сара написала Харли, сообщая ему, что, если он предоставит половину означенной суммы, она изыщет остальное. Харли счел нужным оказать ей эту услугу.

Как только Анна взошла на трон, Харли постепенно осознал, что эта дальняя кузина может стать полезной для него. Оказалось, что родственница разделяет его политические взгляды и хочет спасти его от цепких лап вигов. В качестве государственного секретаря он имел право на свободный доступ к королеве, но, поскольку его взгляды отличались от мнения Мальборо и Годольфина, ему хотелось внушать Анне свою точку зрения как можно более ненавязчиво. Однако дуумвират держал ушки на макушке и настолько пристально следил за каждым его шагом, что летом 1707 года герцог предостерег лорда-казначея: «Боюсь, что между королевой и мистером Харли слишком много общения». Поэтому государственный секретарь был рад тому, что Абигайль обеспечивала ему возможность тайно навещать Анну или, когда это было трудно устроить, служить проводником его интересов. Английский агент Великого пенсионария Голландии сообщал, что «сии беседы происходили в помещении для фрейлин». По его же донесению, Харли будто бы в полной мере эксплуатировал эту возможность, дабы «вселять в королеву отвращение к деяниям существующего кабинета министров, изображая ей чинимые ими злоупотребления».

Харли также очень ловко вверг Абигайль в положение обязанной ему особы, оказав ей помощь в личной жизни, ибо, похоже, именно он посодействовал ее браку с придворным по имени Сэмюэль Мэшем (1678–1758). Этот восьмой сын обедневшего баронета из Эссекса (читай: человек безо всяких средств к существованию) поступил на королевскую службу подростком, став пажом принцессы Анны. В 1702 году его назначили конюшим, через четыре года Сэмюэль смог получить место камергера принца Георга. Герцогиня Мальборо позже утверждала, что именно она обеспечила ему обе должности, хотя пришла к выводу, что в 1706 году сработали какие-то тайные пружины, видимо, королева хотела ублаготворить свою любимую камер-фрау.

Герцогиня презрительно писала, что Мэшем «прослужил при дворе по меньшей мере двадцать лет, не обратив на себя ни малейшего внимания, будучи всего-навсего добродушным, мягким незначительным мужчиной, отвешивающим низкие поклоны всем подряд и будучи готовым побежать, дабы растворить перед ними дверь». На самом деле он сочетал свое пребывание при дворе со службой армейского офицера, но Сара с понятным негодованием утверждала, что «он в жизни своей не нюхал пороха». Это не совсем соответствовало действительности, поскольку в 1705 году Мэшем участвовал в осаде Гибралтара и по пути домой написал товарищу, что его корабль недавно захватил у врага «несколько тех медных пушек, которые так часто салютовали нам в Гибралтаре».