Распространение памфлета было запрещено, против Стаббса, его издателя и печатника возбудили дело. Вестминстерский суд нашел всех троих виновными в распространении «прелестных писем» и приговорил к отсечению правой кисти руки посредством мясницкого ножа, который забивался в запястье киянкой. Сама Елизавета склонялась в пользу смертного приговора, но советники уговорили ее смягчиться. Удалось также спасти от столь жестокого наказания издателя, а Стаббс и печатник в ноябре 1579 года были подвергнуты этому тяжкому увечью на рыночной площади при стечении объятой ужасом толпы. После истязания Стаббс взмахнул левой рукой своей шляпой в воздухе, воскликнул «Боже храни королеву!» и упал в обморок.
Естественно, принц должен был явиться к избраннице инкогнито, и визит надлежало держать в тайне, но все равно он мог приехать в Англию лишь с согласия королевы. Де Симье переселили в дом садовника резиденции в Гринвиче, и именно в этом дворце герцог должен был покорить ее сердце. Он тайно прибыл по Темзе в августе 1579 года и провел в Гринвиче два дня. Советникам королевы было приказано в эти воскресные дни посвятить себя отдохновению в семейном кругу, поэтому никто не знает, что происходило между ней и претендентом на ее руку. Похоже, визит протекал в обстановке удовольствия и развлечения, ибо Елизавета быстро дала искателю своей руки прозвище «Лягушонок» и заявила, что ее вполне устраивает сделанный ею выбор. По истечении срока «Лягушонок» удалился так же бесшумно, как и появился. В Париже принц выразил полное удовлетворение результатами своего посещения. Королева и герцог официально связали себя обетом верности. Однако у де Симье душа была неспокойна, и он откровенно заявил:
– Я не буду удовлетворен, пока полог над их ложем не будет задернут, свечи потушены и Месье[22]
не уложен в постель.Королева явно медлила с назначением даты бракосочетания, и де Симье довольно бесцеремонно пытался вырвать у нее решающее слово. Естественно, она убоялась принимать решение единолично и передала сей капитальный вопрос на рассмотрение Тайного совета. Члены Совета убили на изучение проблемы два месяца, но не смогли прийти ни к какому окончательному выводу. Они жевали одну и ту же жвачку:
– По годам королева годится ему в матери. Сомнительно, чтобы появилось потомство. Это удавалось лишь немногим старым девам.
Можно представить себе, сколь оскорбительно эти слова звучали для пожилой женщины, которую пылкое ухаживание молодого человека заставило почувствовать себя юной и желанной. Но миновали те времена, когда она могла ломаться и выбирать кандидата из всех коронованных голов Европы. Однако пламя, разожженное в ее сердце молодым поклонником, не угасало, а только разгоралось, и зимой 1581 года Елизавета пригласила герцога с официальным визитом.
На сей раз, предвкушая решительный момент, герцог Алансонский бросил все военные дела в Голландии, и, невзирая на запрет своей семьи, явился в сопровождении голландской свиты и официального посольства из Парижа. Поскольку он был твердо намерен добиться своего, мать и брат решили поддержать герцога, дабы злокозненные англичане не перехитрили принца из дома Валуа.
Одной из сильных позиций герцога в протестантской Голландии являлось то, что он был помолвлен с королевой Англии. Дабы улестить ее величество, голландцы предложили ему корону. Елизавете, которая упорно отказывалась от чести быть провозглашенной королевой Голландии, этот проект не понравился. У нее не было желания отпускать возлюбленного обратно во Францию с таким весомым трофеем, но и не хотелось самой управлять голландцами. Однако желание иметь дитя-наследника, продолжателя линии Генриха VIII, победило, и Елизавета призвала поклонника к себе. На сей раз принц сам начал усиленно осаждать эту крепость, не обращая внимания на сопротивление защитников. По-видимому, герцог Алансонский осознавал, что вся Европа смотрит на него, сильно сомневаясь в победе. Возможно, он с юных лет вбил себе в голову, что действительно влюблен в Елизавету, поскольку неизвестно, чтобы в его жизни присутствовало какое-либо другое увлечение. Безусловно, принц не мог опозорить признанной репутации французов как неотразимых сердцеедов. Причем Алансон теперь начал настаивать на переходе от духовной любви к плотской.
Французский двор оказывал герцогу всю мыслимую поддержку. В конце концов, припертая к стенке Елизавета потребовала возвращения города Кале, которое, как монарха, ее не особенно интересовало. Советники отговаривали повелительницу, уверяя, что французы только и ждут, чтобы герцог женился на этой старухе (по стандартам того времени Елизавета, которой было под пятьдесят, считалась именно таковой). До них дошли слухи, что у нее уже год как не заживает язва на ноге, так что под предлогом лекарства они могут всучить ей такое зелье, что через пяток месяцев герцог останется вдовцом, женится на королеве Шотландии и станет законным правителем двух объединенных королевств.