Помимо этих неурядиц, Анна и Георг хотели, чтобы Вильгельм продемонстрировал какой-то знак милости в отношении графа Мальборо, который за прошедшие три года оказал много услуг короне. В 1691 году он провел выдающуюся военную кампанию в Ирландии, но правящая чета относилась к нему с подозрением. В частности, Мария считала, видимо с учетом той легкости, с которой он предал Иакова II, что Джон Черчилль никогда не сможет «заслужить ни доверия, ни почитания».
Вильгельм и Мария надеялись, что безрассудное увлечение Анны Сарой Мальборо со временем сойдет на нет. Но примерно в это время Анна заявила Саре, что принадлежала бы ей, «будь сие возможно, все более и более». Ее всегда смущало собственное превосходство в положении, и к апрелю 1691 года она придумала способ, который, по ее замыслу, должен был ставить их в переписке и разговорах на одну доску. Подруги пришли к соглашению взять себе псевдонимы, устранявшие неравенство в их положении. Анна приняла имя миссис Морли, Сара – миссис Фримэн, соответственно именовались впредь и их мужья.
Читателя может удивить огромный объем переписки принцессы с ее придворной дамой. Однако следует учесть, что обожавшая Сару Анна осознавала ее обязанности в отношении семьи и позволяла ей проводить длительные периоды времени в ее доме в Сент-Олбанс. Тем не менее принцесса требовала быстрых ответов на свои излияния.
«Мне ведомо, что дорогая миссис Фримэн ненавидит писание, но, поскольку одного-двух добрых слов достаточно, не будет чрезмерно излишне просить подтверждения дружбы».
Дабы легче переносить разлуку, Анна заказала несколько портретов графини Мальборо, причем миниатюрное изображение находилось при ней постоянно.
«Сие есть приятная вещица для разглядывания, хотя и не заменяет дорогого оригинала, каковой я обожаю».
Когда Сара уезжала, Анна с нетерпением ожидала приглашения навестить ее в сельской местности, хотя для этого приходилось преодолевать в карете пятьдесят миль. Тем не менее Анна, здоровье которой начало сдавать и уже возникли первые приступы артрита, позднее превратившего ее жизнь в сплошное страдание, признавалась:
«Если бы я могла следовать своим собственным наклонностям, полагаю, я приезжала бы к вам каждый день».
Помимо подобных признаний Анна горела желанием подтвердить свою любовь более ощутимым образом и предложила графине Мальборо дополнительно выплачивать 1000 фунтов в год из своих денег, выделенных парламентом. Таким образом она выражала свою признательность за поддержку, оказанную Сарой в выбивании денег на содержание принцессы у скаредных парламентариев.
Примерно в эту пору в штате двора Анны появилась та особа, которая со временем стала играть главную роль в ее жизни. То ли в 1690, то ли в 1691 году графине Мальборо сообщили, что некие ее близкие родственники живут в большой нужде. До этого она даже не подозревала об их существовании. Дело в том, что дед Сары по отцовской линии был отцом 22 детей. Его самая младшая дочь, вышедшая замуж за купца по фамилии Хилл, потеряла связь со своими братьями и сестрами. В конце 1680-х годов Хилл разорился и вскоре умер, а его жена и четверо детей впали в полную нищету.
Узнав об их бедствиях, Сара снабдила родных 10 фунтами для затыкания самых насущных дыр и занялась приисканием им постоянных рабочих мест. Старшему сыну нашлась должность в казначействе, младшего определили в школу в Сент-Олбанс, но устроить их старшую сестру оказалось труднее всего. Двадцатилетняя Абигайль Хилл работала служанкой, и графиня Мальборо забрала ее в свой дом. Впоследствии Сара утверждала, что обращалась с ней «с величайшей добротой, как со своей сестрой» и даже лечила ее ослиным молоком, когда та заболела оспой, но современники прозрачно намекали, что Абигайль никогда не дозволяли забыть ее подчиненное положение.
Тут как раз тяжело заболела одна из камер-фрау Анны, и Сара осведомилась, не может ли Абигайль претендовать на это место, несмотря на весьма низменный характер ее прежней службы. Анна тут же с готовностью откликнулась, заявив, что она в восторге «оказать услугу дорогой миссис Фримэн, чьи повеления имеют для меня большую силу, нежели приказы всего остального мира».
Двойная игра