Стругацкие. Материалы к исследованию: письма, рабочие дневники, 1978-1984

Аркадий Стругацкий. Нелепо считать, что это возможно. Не существует литературы, оторванной от действительности. Начнем хотя бы с того, что писатель пользуется азбукой и языком, существующими объективно, независимо от него, но которые стали его собственными. Нельзя из кирпичей построить привидение. Некоторые указывают на Джойса как на автора, оторвавшегося от реальности, от действительного мира, в результате чего его очень трудно переводить. Я считаю, что это произошло потому, что он строит повествование на чрезмерно конкретных ситуациях и обстоятельствах своей непосредственной среды, которую знают немногие. Это всё равно что переводить древнеяпонскую поэзию, не зная хорошо конкретных реалий Японии, скажем, VIII–IX веков.

— Переводите ли вы с японского, или писательский труд не оставляет для этого времени?

Аркадий Стругацкий. Перевожу, но не поэзию. Когда я работал над переводом произведений средневековой японской прозы, то не раз сталкивался с трудностями такого же порядка, которые, вероятно, мучают переводчиков Джойса. То же самое было бы и с переводами греческой и римской античной литературы, если бы мы ничего не знали о ней. То, чем я горжусь как переводчик, это: «В стране водяных» (Акутагава Рюноскэ), «Луна в тумане» (Уэда Акинари), «Пионовый фонарь» (Санъютэй Энте) и «Сказание о Есицунэ» — анонимный роман XIV века.

<…>

Признавая свою слабую ориентированность в фантастике, под конец беседы подчеркиваю, что мой импульс начать ее питается высокой литературной ценностью создаваемого двумя признанными во всем мире авторами. И слышу в ответ реплику:

«А, значит, вы думаете, что это серьезная литература. Есть такие, которые этого не понимают».

<…>

Встреча, протекавшая при строгой экономии времени и слов, а также лаконичные ответы на несколько кратких вопросов недостаточны для более глубокого знакомства с двумя братьями, которые войдут в историю литературы как один человек. И так как фантастика — область, в которую не каждый может войти по-настоящему, даже в качестве читателя, мне понадобилось вмешательство специалиста. Агоп Мелконян — инженер, журналист и писатель, знаток фантастики (он автор интересной книги «Воспоминания о мире»), а также хороший друг обоих Стругацких.

<…>

— Каково место братьев Стругацких в фантастике и считаете ли вы, что их произведения носят национальный оттенок?

Агоп Мелконян. В одной американской энциклопедии по фантастике братья Стругацкие определены как продолжатели линии Гоголя в русской фантастике. Я думаю, что родословное дерево более разветвленное, и определил бы его так: «Гоголь — Салтыков — Щедрин — Булгаков — Ефремов», то есть продолжатели лучших традиций русской и советской фантастики.

Что самое специфическое в творчестве обоих братьев? Они говорят об этом в одной своей книге: главное — на Земле, главное — человек. Прогностические модели, технические аксессуары их не волнуют. Они концентрируют свое внимание исключительно на сложной обстановке, в которой вынужден жить человек XX века и бороться, чтобы уцелеть как вид и разум. Книги братьев Стругацких до такой степени русские, что даже если их герои носят иностранные имена, они всё равно русские. Некоторые из книг очень трудно понять, если не знать глубоко быт и душу русского человека. И еще: эти писатели поражают многоплановостью. За простой на первый взгляд историей читатель открывает невероятно много, невероятно глубокие пласты. Поэтому я могу сказать, что каждому они нравятся настолько, насколько он сумел их понять.