Структура и динамика психического

667 Такая точка зрения эмпирически абсолютно оправдана, так как психическое объективно дает о себе знать не только первобытному, но и культурному человеку. Эта объективность не поддается сколько-нибудь значимому опровержению со стороны нашего сознания. Например, мы не в силах подавить большую часть наших эмоций, точно так же, как превратить плохое расположение духа в хорошее, кроме того, мы не можем ни заказать сновидение, ни отменить его. Даже самый интеллигентный человек иногда может быть одержим мыслями, от которых его не избавят никакие волевые усилия. Наша память может иногда допускать столь фантастические сбои, что остается лишь удивляться, а в нашу голову могут приходить абсолютно ненужные и нежданные фантазии. Мы любим тешить себя мыслью о том, что являемся хозяевами в собственном доме. В действительности же мы в пугающей мере зависим как от правильного функционирования нашей бессознательной психики, так и от того, придет ли она к нам на помощь в трудную минуту. Когда же мы изучаем психологию невротика, то сама идея отождествления психики с сознанием начинает казаться нелепой. А психология невротика, как известно, от психологии так называемого нормального человека отличается лишь в ничтожной степени. Да и кого сегодня нельзя счесть невротиком?

668 Учитывая все вышесказанное, становится совершенно понятным, что древнее представление о душе как о чем-то самостоятельном и не просто объективном, но еще и опасно самовольном было обоснованным. Дальнейшее допущение о том, что столь таинственная и устрашающая сущность является еще и источником жизни, также психологически понятно. Об этом свидетельствует опыт выделения Я-бытия, то есть сознания, из бессознательной жизни. Психическая жизнь маленького ребенка протекает без выраженного Я-сознания, поэтому первые годы жизни едва ли оставляют после себя связные фрагменты воспоминаний. Откуда же тогда приходят все хорошие и полезные мысли? Откуда восторг, вдохновение и любое другое возвышенное чувство? Первобытный человек ощущает в глубине своей души источник жизни и находится под глубочайшим впечатлением от ее живительной силы. Поэтому он верит во все то, что воздействует на душу, а именно во всевозможные магические обряды. Душа для него является жизнью как таковой, он не мнит себя ее хозяином, но зависит от нее во всех отношениях.

669 Идея бессмертия души, сколь бы невероятной она нам ни казалась, вовсе не является экстраординарной для первобытного опыта. Ведь душа – это нечто странное. Она не локализирована в пространстве по-настоящему, хотя все, что существует, должно занимать определенное место. Мы, естественно, допускаем, что наши мысли существуют «в голове», однако по поводу чувств мы уже не уверены, так как кажется, что они обитают скорее в области сердца. Ощущения же распределены по всему телу. Согласно современной теории, местопребывание сознания – голова. Однако один индеец пуэбло мне сказал, что американцы сошли с ума, так как считают, что их мысли находятся в голове. Наоборот, утверждал он, каждый разумный человек думает сердцем. У некоторых негритянских племен психическое локализуется в животе, а не в голове или сердце.

670 Эта неопределенность по поводу пространственной локализации усугубляется еще и тем, что психические содержания вне сферы чувственного восприятия вообще не носят пространственного характера. Какой мерой объема можно оценить мысль? Она маленькая, большая, длинная, тонкая, тяжелая, прямая, округлая или какая? Если бы мы решили составить живое представление о четырехмерной непространственной сущности, то в качестве образца нам, конечно же, подошла бы такая сущность, как мысль.

671 Все было бы гораздо проще, если бы психику можно было элементарно отрицать. Но тут мы сталкиваемся с непосредственным опытом наличия чего-то сущего, укорененного в нашей измеримой, весомой, трехмерной реальности. Это сущее во всех отношениях и каждой своей частью самым потрясающим образом не похоже на данную реальность, но при этом отражает ее. Душа могла бы быть представлена одновременно как математическая точка и как неизмеримое звездное пространство. Не следует винить первобытного человека в том, что в его наивном представлении столь парадоксальная сущность была причастна к божественности. Если она не имеет пространственного измерения, то она и не привязана к телу. Тело умирает, но может ли исчезнуть то, что является невидимым и непространственным? Кроме того, душа и жизнь существовали до появления «Я», а когда «Я» нет, например, во время сна или беспамятства, то жизнь и душа все же продолжают наличествовать, о чем свидетельствуют сновидения или наблюдения за другими людьми. Почему наивное представление, сталкиваясь с такого рода опытом, должно было отрицать, что душа обитает вне тела? Я вынужден признать, что в этом так называемом суеверии может быть усмотрено не больше нелепицы, чем в выводах исследователей наследственности или психологии влечений.