Структура и динамика психического

796 Меня нередко спрашивают, что я думаю о смерти, этом бесспорном завершении индивидуального существования. Большинству из нас смерть видится просто как конец. Смерть – это точка, которая нередко ставится еще до окончания фразы, а за ней следуют лишь воспоминания и не сразу совершающиеся перемены в сознании других. Однако для самого «заинтересованного лица» песок уже высыпался из часов, катящийся камень остановился в своем движении. Когда мы смотрим в лицо смерти, жизнь всегда предстает перед нами в виде иссякающего потока или часов, окончательная «остановка» которых не вызывает сомнений. Никогда так не убеждаешься в этой окончательной «остановке их завода», как воочию наблюдая последние минуты человеческой жизни, и никогда вопрос о смысле и ценности жизни не становится более настоятельным и более мучительным, чем когда видишь, как тело, которое за мгновенье до этого было еще живым, испускает последний дух. Насколько различным представляется нам смысл жизни, когда мы видим молодого человека, борющегося за отдаленные цели и строящего свое будущее, и сравниваем увиденное с образом неизлечимого инвалида или старика, неохотно и бессильно, шаг за шагом опускающегося в могилу! Юность, как хотелось бы нам думать, имеет цель, будущее, смысл и ценность, в то время как наступление смерти – это только бессмысленная остановка. Если юноша испытывает страх перед миром, жизнью и будущим, то каждый из нас найдет это достойным сожаления, бессмысленным, невротическим проявлением; на него будут смотреть как на человека, трусливо уклоняющегося от ответственности перед жизнью. Но когда стареющий человек втайне содрогается и даже испытывает смертельный страх при мысли, что жить ему осталось недолго, то это вызывает солидарный и не менее мучительный отклик в наших сердцах; мы отводим взгляд в сторону и переводим разговор на какую-нибудь другую тему. Оптимизм, с которым мы осуждаем юношу, отказывает нам в этой ситуации. Естественно, мы имеем запас подходящих случаю банальностей относительно жизни, которыми мы время от времени, особенно не задумываясь, делимся с ближними, вроде: «Каждый должен когда-нибудь умереть», «Вы не можете жить вечно» и т. п. Но когда мы одни, и кругом ночь, и так темно и тихо, что мы ничего не слышим и не видим, а в мыслях прибавляем и вычитаем годы и вспоминаем длинный ряд тех неприятных фактов, что безжалостно указывают, как далеко вперед подвинулась стрелка часов и медленно, непреодолимо надвигается стена мрака, которая в конечном счете поглотит все, что я люблю, чем обладаю, чего желаю, на что надеюсь и за что борюсь, тогда все наши глубокие мысли о жизни незаметно исчезают в какое-то неведомое потайное место и страх окутывает нас, как душное одеяло.

797 Многие в юности испытывают в глубине души панический страх перед жизнью (хотя в то же самое время жадно желают ее), и еще больше людей в старости испытывают точно такой же страх перед смертью. Я знал лиц, которые крайне боялись жизни, когда были молоды – а позднее в точно такой же мере страдали от страха перед смертью. Когда они были молоды, они испытывали инфантильные сопротивления естественным требованиям жизни; трезво глядя на вещи, следовало бы сказать, что точно то же самое происходит с ними, когда они стареют, поскольку они испытывают аналогичную боязнь перед одним из естественных требований жизни. Мы настолько убеждены, что смерть – это просто конец некоего процесса, что нам обыкновенно не приходит в голову воспринять смерть как осуществление некоей цели, как мы без колебания, например, воспринимаем свои замыслы и стремления в молодости, в период первых успехов и свершений.