127 Многое из того, что исследователи, следуя анимистической традиции, воспринимали в качестве духа, демона или нумена, на самом деле имеет отношение к примитивному понятию энергии. Как я уже отметил, в строгом смысле слова в данном случае неправильно говорить о «понятии». «Понятие примитивной философии», как Лавджой называет его, – это идея, явно рожденная нашей собственной ментальностью; то есть для нас mana обычно является психологическим понятием энергии, но для примитива она – психический
128 В своем классическом исследовании, посвященном
129 C другой стороны, фундаментальное представление о mana неожиданно возникает на анимистическом уровне в персонифицированной форме85
. В данном случае mana – это души, демоны, боги, которые оказывают необычайное воздействие. Как правильно отмечает Леман, ничто «божественное» не пристает к mana, и поэтому нельзя видеть в mana первоначальную форму идеи Бога. Тем не менее, невозможно отрицать и того, что mana есть необходимая или, по крайней мере, очень важная предпосылка для развития идеи Бога, даже если она, возможно, и не является наиболее примитивной из всех предпосылок.130 Почти повсеместная распространенность примитивного представления об энергии – несомненнное свидетельство того, что даже на ранних уровнях сознания человек испытывал потребность представить сознаваемый им динамизм психических событий в конкретной форме. Следовательно, если в нашей психологии мы придаем особое значение энергетической точке зрения, то это согласуется с психическими фактами, которые еще с первобытных времен навсегда врезались в человеческую память.
Примечания
Впервые опубликована как «Über die Energetik der Seele» в книге под таким же названием (Zurich, 1928). В предисловии переводчиков к английскому изданию, вышедшему тогда же в Лондоне и Нью-Йорке, говорится, что эта работа Юнга «вчерне была написана вскоре после того, как автор закончил “Психологию бессознательного”» (i.e. Wandlungen und Symbole der Libio, опубл. 1912).
1
Ср.: Symbols of Transformation, pars 190 ff. [Рус. пер. –2
Ср.:3
Я использую слово «финалистский», а не «телеологический» для того, чтобы избежать неправильного понимания, прочно приставшего к распространенному представлению о телеологии, а именно, что последняя содержит в себе идею предвосхищаемого конца или цели.