Структура и смысл: Теория литературы для всех

С одной стороны, деревенский мир, при всей его бедности и убогости, представлялся идеалом, хранителем национальных ценностей и святынь, уже утраченных обитателями других хронотопов. С другой же – местом страданий народа, его почти первобытной дикости.

Большая дорога и связанный с ней мотив и сюжет путешествия, объединяя и связывая другие доминантные хронотопы, проходит через всю историю русской литературы («Путешествие из Петербурга в Москву», седьмая глава «Евгения Онегина», «Капитанская дочка», «Герой нашего времени», «Мертвые души», «Кому на Руси жить хорошо», чеховские «Холодная кровь», «На пути», «Степь», платоновский «Чевенгур (Путешествие с открытым сердцем)», «Страна Муравия», «Василий Теркин» и «За далью – даль» А. Т. Твардовского). Большая дорога оказывается как местом случайных встреч, так и местом встречи старых знакомцев. Очень часто дорога становится «символическим пространством», метафорой человеческой жизни (пушкинская «Дорога жизни»).

На периферии хронотопической карты русской литературы оказываются, с одной стороны, поэтические топосы леса, степи, юга, Кавказа или Сибири – место обитания цыган и бродяг, благородных разбойников, безудержных запорожцев, вольных казаков («южные поэмы» и «Дубровский» А. С. Пушкина, лермонтовские «Мцыри», «Вадим»; «Бэла» и «Тамань» из «Героя нашего времени», «Тарас Бульба» Н. В. Гоголя, «Казаки» Л. Н. Толстого, «Соколинец» и другие сибирские рассказы В. Г. Короленко, ранние «босяцкие» рассказы М. Горького), с другой – Запад, представленный в разных иерархических отношениях и эмоциональных тонах по сравнению с обобщенным русским топосом («Горе от ума» А. С. Грибоедова, «Люцерн» Л. Н. Толстого, «Зимние заметки о летних впечатлениях» и «Игрок» Ф. М. Достоевского, «За рубежом» М. Е. Салтыкова-Щедрина, «Вишневый сад» А. П. Чехова, «Скифы» А. А. Блока).

Четыре из пяти описанных доминантных хронотопов (за исключением усадьбы), кажется, определяют развитие литературы и прошлого, XX века. Но набор локальных хронотопов существенно меняется в связи с историческими, технологическими, культурными изменениями и сломами.

От встречной тройки или почтовой станции как места встреч на большой дороге уже в ХIХ веке происходит переход к имеющим ту же функцию вагонному купе и вокзальному перрону (роковая «случайная» встреча Анны Карениной и Вронского происходит именно там). Позднее к ним добавятся гостиничный номер, зал ожидания аэропорта, стройплощадка, лагерная пересылка (многие новеллы В. Т. Шаламова).

«Петербургские углы» в ХХ веке сменит «коммунальная квартира», один из доминантных городских хронотопов советской эпохи (М. Зощенко, «Двенадцать стульев» И. Ильфа и Е. Петрова). Функции усадьбы как медиатора, посредника между природой и культурой отчасти перейдут к даче.

Подробное исследование форм времени в хронотопе должно стать предметом уже не теоретической, а исторической поэтики. Для литературы ХХ века, советской литературы (или русской литературы советской эпохи) оно только еще начинается.

Завершая работу о «формах времени и хронотопа в романе», М. М. Бахтин ввел еще понятие творческого хронотопа, в котором происходит «обмен произведения с жизнью и совершается особая жизнь произведения», «постоянное обновление произведения в творческом восприятии слушателей-читателей», и постулировал хронотопичность самого процесса мышления: «Каковы бы ни были эти смыслы, чтобы войти в наш опыт (притом социальный опыт), они должны принять какое-то временно-пространственное выражение, то есть принять знаковую форму, слышимую и видимую нами (иероглиф, математическую формулу, словесно-языковое выражение, рисунок и др.). Без такого временно-пространственного выражения невозможно самое абстрактное мышление. Следовательно, всякое вступление в сферу смыслов совершается только через ворота хронотопов»[202].

Представляется, однако, что внутри общего смыслового пространства создаваемый писателем художественный хронотоп, изображенное пространство-время, прежде всего определяет специфику литературы как таковой.

Художественное мышление – это движение персонажа в мире. Как только эта связь исчезает, литература превращается в словесность, «буквенность», текст другой природы и структуры, пусть и хронотопически зафиксированный в какой-то знаковой форме. Для его анализа и интерпретации нужны уже иные категории – не те, о которых шла и дальше пойдет речь.

Всякое вступление в сферу художественного смысла совершается через узкие врата изображенного и ценностно осмысленного пространства и времени. Там, в этой трехмерной коробочке, обязательно что-то происходит.

Действие

Сюжет и фабула Как устроено действие?