Структура современной лирики. От Бодлера до середины двадцатого столетия

Современный онирический дикт всей своей дисгармонией склоняется к абсурду. Уже Бодлер считал абсурд триумфом раскованной субъективности и выводил его из фантастичности снов. В 1939 году Поль Элюар, как в свое время Рембо, требовал «поэтического разрушения логики до абсурда». Андре Бретон пошел еще дальше и объявил абсурд единственной поэтической потенциальностью. В Испании этому соответствовала лирика Висенте Алейхандре – поэта, близкого к сюрреализму, по крайней мере до конца сороковых годов. Метрически свободные, даже аморфные, синтаксически предельно многозначные стихи Алейхандре создают впечатление намеренно дезориентированного вербального чередования без всякой естественной или логической связи. Правда, расценивать их как «поэзию абсурда» сомнительно и неточно. В чем, собственно, абсурд? Его стихотворения – результат прихотливого смещения аспектов внешнего и внутреннего мира не с целью получения новых понятий и парафраз, а просто по ассоциативным предчувствиям и предположениям. Лирика Алейхандре, по всей вероятности, имеет тайный центр, что ощущается в проведении тональной композиции. Конечно, до границы хаоса здесь совсем близко.

К зоне абсурда относятся гротескные стихотворения в духе Рафаэля Альберти, а также тексты, известные во Франции под общим наименованием «humour noir» [137] . Это куда более зловещие, нежели смешные, нелепости Кристиана Моргенштерна и Ганса Арпа, весьма родственные современным поэтическим экспериментам вообще. В «черном юморе» радикализирована теория гротеска Виктора Гюго. Деформация, искаженность, искореженность, фатальный хохот, зловещее шутовство – все это часто напоминает анормальный стиль типа Рембо. Гомес де ла Серна написал теорию современного юмора, названную «юморизмом» (в «Ismos»). Интересно в ней и в аналогичных французских теориях, что там учтены чуть ли не все признаки деформирующего стиля современной лирики. Очень короткий реферат: «юмор» рассекает действительность с целью найти недействительное, объединяет враждебные времена и объекты, отчуждается от всего стабильного; он разрывает небо и демонстрирует «чудовищное море пустоты»; он отражает дисгармонию между человеком и миром, король антиэкзистенции. Итак, перед нами один из вариантов современной поэтики.

Реальность

Еще раз мы хотим задать вопрос о реальности, как было в ситуации с Рембо, и задать его тем же эвристическим способом. Это помогает оценить категоричность, с которой поэзия трансформирует мировую вещественность, разрушает или отклоняет. В принципе для поэтического и художественного опыта в XX веке остается легитимной строка Бодлера: «Мир монотонный и жалкий, сегодня, вчера, завтра, всегда…» Расширение физического континуума с помощью научного познания воспринимается не как прогресс, а как потеря. Но здесь актуально то, что мы назвали диалектикой нового времени: порыв к бесконечному, невидимому или неизвестному обрывается в пустой трансцендентности и, падая, разрушает реальность. Ибо проблема пустой трансцендентности точно так же относится и к современной лирике, в случае, если это не конфессиональная лирика, имеющая, впрочем, свои проблемы. В поэзии Гильена абсолют есть свет и геометрическое совершенство, но это не находит адекватного содержательного определения. Там, где лирика соприкасается с какой-либо идеальностью, проступают смутные метафоры или символы отрешенной таинственности.