Струна времени. Военные истории

– В наших местах он тоже показывался, пан капитан, хоть и нечасто, – говорил Томшик самым будничным тоном. – Сам я ни разу не видел, бог миловал, но люди встречались, и такие, что верить им безусловно стоит. И девушка однажды пропадала – средь бела дня, в лесу, где никак не могла заблудиться. Как ни искали потом… Только ее ожерелье и нашли, прямо на дороге. Есть у него и такая привычка: когда уводит, обязательно что-нибудь из ее вещичек оставляет. И случилось это, между прочим, не сто лет назад, а уже в двадцать девятом, аккурат за две недели до моей свадьбы. Потом у меня жена частенько ходила одна по лесу из деревни в повят, но я за нее нисколечко не беспокоился, все ж знают, что замужних он не уводит. Вот так с ним и обстоит, пан капитан, есть места, где в него верят все поголовно. Здесь он, правда, как сказал тот старикан, объявлялся в последний раз еще в прошлом веке, за пару лет до наступления нынешнего, так что в него верят одни старики, а народ помоложе – как-то и не особенно. Пан капитан… Я ту историю, с панной Катажиной, прокручивал в голове и как человек, в Боруту верящий всерьез, и как розыскник. Все совпадает до мельчайших деталей, что бы вы ни думали, как бы ни относились… Это Борута. Доподлинный…

Я ему не верил, конечно. Поскольку до сих пор не верю в нечистую силу любой разновидности. Тут другое. При ярком солнечном свете его история представала бы как-то по-иному, а сейчас, здесь, в полутьме, при пляшущем порой огоньке керосиновой лампы и колыхавшихся тенях… Нет, я не верил. Просто чувство возникало какое-то странное, я не мог его описать словами, но оно было, непонятное, странное, самую чуточку даже жутковатое…

Чего-то не хватало с некоторых пор… Ага! Размеренного и негромкого похрапывания Сидорчука. Мельком оглянувшись, я обнаружил, что Сидорчук уже не спит, а внимательно слушает наш разговор – польский он знал достаточно хорошо и, безусловно, понимал все до словечка. И лицо у него какое-то странное, отнюдь не скептическое. Словно бы он…

Полог взлетел вверх – точно так же, без стука, вошел капитан Ружицкий, посмотрел на нас с Томшиком, усевшихся друг против друга, с некоторым удивлением, но спрашивать ничего не стал. Спросил только:

– Вы не против, пан капитан, что я поговорю с Томшиком на свежем воздухе?

Понятно – свои секреты, которые следует уважать, как он уважает мои…

– Мы, собственно, уже закончили, – сказал я, вставая.

Когда они с Томшиком вышли, я снова глянул на Сидорчука – и точно, лицо у него было какое-то неправильное. Ему бы смотреть на свой вновь обретенный автомат и радоваться, что все обошлось, – а у него физиономия, как тогда в шеренге у Томшика, и взгляд пару раз вильнул так, как никогда за ним не замечалось…

До меня кое-что стало доходить, но я до конца не верил.

– Старшина, – сказал я, подойдя и останавливаясь над ним. – У тебя такой вид, будто… Ты что, всему этому веришь?

Он вскинул на меня страдальческие глаза и тут же опустил, так что сомнения уже не оста- лось.

– Сидорчук, мать твою, – сказал я, сердито отметив, что это прозвучало чуть ли не жалобно, вовсе не внушительно. – Ты же, бога в душу, кадровый, у тебя пятнадцать лет под портупеей против моих пяти! (Годы учебы я считать не стал.) Ты же в партию вступил на десять лет раньше меня… И веришь всему этому? Черти лесные самого франтоватого вида… Черепки вместо золота, девушки уведенные… Сидорчук! Я с тобой совершенно неофициально говорю, слово офицера. Или ты трус, и тебе слабо по душам поговорить?

Как ни смешно, но «на слабо» он и повелся, как мальчишка. Поднял голову, какое-то время колебался, потом сказал решительно:

– Если неофициально, товарищ майор, то я вам скажу так… Он очень правильную вещь сказал. Не в партийности тут дело и не в безбожии. Вы – горожане, а мы с Томшиком – мужики из глухомани. Там и в самом деле еще остается по чащобам… всякое.

Я саркастически ухмыльнулся:

– Что, и у вас, в вологодских буреломах, ходят такие вот красавчики в старинной одежке, девок воруют?

– Нет, – сказал он серьезно. – Таких у нас отроду не водилось, это уж какая-то польская разновидность. В каждой избушке свои игрушки… Но вот кой-чего другого хватает. О многом я только слышал, но и сам по молодости повидал. Хоть под трибунал отправляйте, а оно есть…

– Да брось ты… – поморщился я. – Какой трибунал… Значит, веришь? Что есть такой Борута, каким его Томшик описал?

– Верю, товарищ майор, – сказал Сидорчук с видом человека, поставившего все на карту. – И в самом деле, все до мелочей сходится, до капельки. Как он меня, сволочь, по лесу водил… Леший так именно и водит.

– И что ж ты такого видел на своей Вологодчине? Расскажешь?

– Коли уж разговор неофициальный… Уж извините, товарищ майор, не расскажу. Потому что вы все равно не поверите. Томшику ведь сейчас не поверили?

– Нет, – сказал я. – Не поверил и не поверю. Ладно. Лежи, отдыхай, тихо радуйся, что автомат нашелся. А у меня, уж не посетуй, нет никакого интереса слушать про лесных чертей. Не бывает их, не верю…