Струны черной души

Бывает на свете человек — несчастный случай, который не может не состояться. Кто-то так сказал, и это чистая правда.

К одним людям пристают несчастья, другие, немногие, прилипают к несчастьям сами. Они ищут беды, создают их, тонут в них и щедро делятся с остальными подхваченной там заразой.

Это Надя Павлова, если вы не поняли. Ее мучения сродни восторгам. И, разумеется, страдания — единственный проверенный способ привлечь к себе внимание.

Сережа сообщил мне, что ей все хуже. Что у нее что-то вроде депрессивного паралича: она не выходит из квартиры и жалуется на то, что ее ноги «отказываются ходить». Даже вычитала в интернете, что так бывает: когда в мозгу отмирают соответствующие функции.

Честно говоря, я не обнаружила в себе ни грусти, ни сочувствия по этому поводу. Просто знаю по опыту, что если в твоем поле внимания оказывается такая заноза, как Павлова, то рано или поздно она вопьется в самое незащищенное место. Так и случилось.

Надя позвонила мне как-то утром и со сдавленными рыданиями в голосе попросила приехать для важного разговора.

— Нужна какая-то помощь? — холодно осведомилась я.

— Ну что вы, — ответила она. — Я бы не стала отрывать вас от ваших проблем. Нет, это просто информация, которая касается нас обеих. Я не могу доверить ее никому. И сейчас, когда я в таком состоянии… Поверьте, Маргарита, это важно.

Я, конечно, не помчалась сразу, даже попыталась выбросить эту чушь из головы, занималась своими делами. Но через несколько часов поняла, что заноза мне мешает.

Выругалась, собралась и поехала к Павловой.

Позвонила ей из машины, приехала в назначенное время, нажала звонок. Она не открывала минут десять.

Я так поняла, что она столько тащилась к двери от кровати.

Наконец, она возникла на пороге: длинная, зеленая и скорбная, как олицетворение тоски и полной заброшенности. Пропустила меня в прихожую и так медленно разворачивалась, держась руками за стены, что мне хотелось дать ей пинка под зад: заодно проверила бы, в какой степени притворяется. Разумеется, не на сто процентов. Такую боль и скованность не сыграешь.

Добрались до комнаты. Надя села в кресло, я осталась стоять.

— Говори, пожалуйста, быстрее. Мне некогда. Не поняла, почему нельзя было по телефону.

— Сейчас поймете, — говорит она почти загробным голосом. — Лучше садитесь.

Я села, а Павлова сдавленно то ли всхлипнула, то ли зарычала, извинилась и сказала, что ей нужно выйти на кухню — принять таблетки. Она боится потерять сознание.

— Тебе принести? — спрашиваю.

— Нет-нет, что вы. В этом трудно разобраться постороннему человеку. Это длинная процедура — ряд препаратов, по полтаблетки, по четвертинке, точное количество капель. Это очень важно.

Я вынесла и это.

Пока Павлова тащилась туда, крошила там свои таблетки, считала капли, чем-то гремела, шаркала своими огромными тапками, я осмотрелась.

Ничего она живет. Нормальная мебель, а два ноута и айфон вообще отличные. Значит, получается зарабатывать, несмотря на тяжкий недуг.

Программисты — это вообще особый ум, который в общем плане мне часто кажется страшной ограниченностью: их интересует только то, что в пределах мониторов. Она вернулась, торжественно выпрямилась на своем кресле и приступила…

Дальше расскажу своими словами, потому что во время ее чертова монолога у меня так колотилась кровь в венах, что я ни слов, ни последовательности изложенных событий не могла запомнить.

Только суть. Ту суть, которая впилась в меня, — нет не как заноза, а как ядовитая, давно приготовленная стрела.

Когда Павлову бросил Миронов, когда она почувствовала, что ей не удается задержать моего Анатолия, который грозился резко прервать ее назойливые приставания, когда ее ненависть ко всем достигла предела, она придумала простой и чудовищный план.

Было это через год после того, как она закончила колледж.

Она вызвала Толю отчаянными мольбами — «попрощаться навсегда», рыдала и клялась исчезнуть из его жизни навеки. А когда он приехал, чего-то намешала в бокал с вином.

Короче, он переспал с нею, они не предохранялись. И она на какое-то время действительно пропала. Ждала. Подстерегла Анатолия уже на довольно большом сроке, когда все было понятно по ее животу.

Но Толя, видимо, был уже в своих страданиях по поводу отношений с Таней и со мной.

Павлова говорит, что он отшил ее грубо, да еще обвинил во лжи с целью шантажа. Вроде бы он ей сказал: «За эти месяцы ты могла лечь с десятком дворников. Попробуй еще приблизиться ко мне или моей семье — засужу».

Она говорит, что испугалась и впала в депрессию. Аборт делать было поздно. Она родила девочку в деревне, где живет ее мать. Сразу написала отказ, а ее мать оформила удочерение. Там вся «опека» — одна баба, которая вместе с главврачом роддома за деньги все быстро оформили.

— Чего ты хочешь? — с трудом разжав зубы, спросила я. — Денег? Так у меня их еще нет, если даже считать, что я тебе поверила.