Мы продолжили говорить с ребятами. Они наперебой рассказывали, что у них нового, а потом ребята приступили рассказывать всякие новости из Церкви. Их также было очень много. Было много смешных историй, над которыми мы даже немного посмеялись. Я лишь похихикал, так как нормально смеяться и веселиться был пока не в силах. Мы даже не заметили, как пролетело время за нашим разговором. Мы могли бы и дальше говорить и говорить, но тут в палату зашёл папа.
— Ребята, вы уж извините, я не хочу вас отвлекать, но вам пора идти домой, — выдал папа. — Уже много времени, и к тому же Максиму надо отдыхать.
— Но я не устал, — попытался я возразить.
— На сегодня общения достаточно, — стоял на своём папа. — К тому же ребятам ещё надо ехать домой. Так что прощайтесь.
— Ладно. Вы правы, — не стал спорить с моим папой Артём. — Нам, и правда, пора уже ехать домой. Пока, Максим. Давай тут не унывай! Держись! Мы с тобой!
— Пока, Максим, — сказал в свою очередь Виталик. — Поправляйся и возвращайся к нам поскорее!
— Пока, Максим, — говорили все ребята по очереди, медленно покидая мою палату.
— Пока, ребята, — пришлось сказать мне в ответ.
Я тяжело вздохнул. У меня не было никакого желания прощаться с ребятами. Я так давно не общался с ними, что даже забыл каково это. А общаться с ними мне очень понравилось! С ними было очень просто, легко и весело. Но им пора было уходить, и я должен был их отпустить. Держать их я тут не мог. Ребятам тоже хотелось домой.
И вот все ребята покинули мою палату, и в ней остались лишь только я и папа. Я продолжал вспоминать разговор с ребятами и еле сдерживал улыбку, вспоминая смешные истории друзей. Но полностью погрузиться в мысли мне не дал папа.
— Макси, может быть, ты хочешь поесть? Пока вы тут общались, давали ужин. Я вот тебе взял пюре и котлету. Хочешь?
— Ну, давай, — согласился я. Мне, и правда, хотелось немного поесть, и поесть было полезно. Отказываться от ужина точно не стоило. Я не хотел, чтобы папа сильно переживал за меня из-за того, что я мало ем.
— Замечательно, — было слышно, что я обрадовал папу. — Вот. Бери!
Папа дал мне в руки тарелку и вилку. Я начал не торопясь есть. Конечно, еда была не особо вкусной, и есть её было не очень приятно, но я всё равно ел, заставляя себя. Мне приходилось есть через силу. Правда немного о себе говорил и голод, а иначе я вообще бы не смог заставить себя съесть еду, но в основном я всё равно заставлял себя есть. С трудом, но я съел почти всё содержимое тарелки и отдал тарелку папе.
— Молодец, Макси, — похвалил меня папа. — А теперь попей сока. Между прочим, твой любимый сок. Манго!
— О! Давай, — я с удовольствием выпил весь сок, что был в стакане. Этот сок я, правда, очень любил и я не понимал, как его можно не любить. Он же был таким вкусным!
Выпив сок, я также отдал стакан папе. Папа поднялся на ноги и покинул палату вместе с тарелкой. Тарелки нам давали вместе с едой, и потом их надо было возвращать, чтобы их могли помыть. Я же, пока папы не было, откинул голову назад. Я уже хотел вновь погрузиться в мысли о недавнем разговоре с друзьями, как понял, что и правда очень устал и хочу спать. Меня сильно клонило в сон, и я даже чувствовал, что мои глаза закрывались. Бороться со сном у меня желания не было, и я улёгся на кровать, опустив подушку. Я вполне имел право поспать, и больше мне в принципе было нечем заниматься. Я точно знал, что папа будет не против того, что я посплю, но предупредить его всё равно надо было.
Поэтому я дождался его возвращения и, как только я услышал папины шаги, я выдал:
— Пап, я, пожалуй, спать лягу.
— Хорошо, — не стал запрещать мне папа. — Ложись. Я был уверен, что ты устал. Давай, — папа помог мне накрыться одеялом. — Засыпай! Я буду рядом.
— Хорошо, — я повернулся на бок и закрыл глаза, начиная погружаться в сон.
Пока я, благодаря общению с ребятами, ни о чём не переживал и не волновался. Мне как никогда за это время было хорошо и спокойно. И поэтому я смог быстро и легко уснуть, не думая ни о чём плохом.
— Макси, ты готов? — спросил у меня папа. — Выписку уже отдали, и мы можем спускаться вниз.
— Ну, как я могу быть не готов? — не удержался я от сарказма. — Себя взял, одеться не забыл и уже хорошо. Это для меня самое главное!
— Пожалуйста, давай серьёзно, Макси, — мне даже не надо было видеть лицо папы, чтобы понять, что он нахмурился. Он всегда хмурился, когда ему что-то не нравилось. Я понимал папу. Ему было очень тяжело. Он разрывался между работой и мной. Он понимал, что мне нужна помощь и поддержка, и он старался со мной проводить как можно больше времени. Но и на работе нужно было появляться. Там входили в его положение, но совсем от работы освободить не могли. И поэтому папа всё время нервничал, переживал за меня и работу и был чрезмерно серьёзным. И вот опять он был чересчур серьёзным и очень переживал. А больше всего ему было тяжело от того, что мне было плохо, а он совсем не мог мне помочь. — Я не хочу здесь что-то забыть, — выдал папа. — У меня нет желания сюда возвращаться.