Струны души

— Да, у меня тоже, — согласился я. — Но я не могу проверить всё ли мы взяли.

— Я понимаю, — папа тяжело вздохнул и начал осматривать каждую полочку. — Так. Ладно. Вроде всё взяли. Пойдём! — папа взял меня под руку, и мы вместе вышли из палаты.

Я пролежал в больнице достаточно долго. Меня ещё пару раз успели навестить друзья и не один раз навещали бабушка и дядя. Ко мне даже успели приехать многие из Церкви, желая проведать меня и узнать, как у меня дела. Но их приход меня не особо порадовал. Да, мне было приятно, что все за меня волнуются и хотят, чтобы у меня всё было хорошо, но приход знакомых меня очень сильно напрягал. С друзьями и родными мне было легко и просто, а вот с ними…. Я не знал, как с ними себя лучше вести. Притворяться, что всё хорошо ради них мне было сложно, а быть самим собой…. Так я тоже не мог в их присутствии. Ведь все меня знали как весёлого и простого мальчика, а теперь я был как его серая тень. Да, можно было понять, почему я сейчас такой, но всё равно мне было тяжело в присутствии знакомых из Церкви. А всё осложняло то, что я их даже не видел и некоторых не мог узнать по голосам и удивлялся кто это. С друзьями я общался много и их голоса знал просто замечательно, но вот голоса знакомых из Церкви…. Некоторых я узнавал, но многих не узнавал, и я чувствовал как им неловко от этого, а мне было ещё более неловко. Это всё заставляло меня ещё сильнее напрягаться и, пока они со мной общались, я лишь молился, чтобы они поскорее ушли. Конечно, это было немного некрасиво, но я ничего поделать с собой не мог. С ними мне было трудно общаться. Но вот наконец-то можно было ехать домой.

По идее это должно было меня радовать. Ну, кто любит больницы? Никто их не любит, и я их не особо любил, но и новость о том, что мы едем домой, меня несильно обрадовала. А чему мне радоваться? Дома каждая вещь будет напоминать о маме и о том, что я больше её не вижу. А это было слишком больно, и в какой-то степени я даже не хотел возвращаться домой. Но выбора у меня не было. Пора было возвращаться в место, где всё будет напоминать о самом тяжёлом и болезненном.

В больнице я как мог, держался, чтобы не впасть в депрессию. Конечно, это было сложно, но папа и все родные и друзья меня поддерживали и помогали мне. Я даже частенько общался с родными и друзьями по телефону. В этом мне помогал папа. Он набирал их номера, а я уже с ними говорил. Это мне очень помогало держать себя в руках и не погружаться в тоску и грусть, которые так и норовили заполнить меня. Но я не был уверен, что дома также смогу держаться, и я уже чувствовал, как мне становится всё хуже и хуже. Грустные мысли наваливались со всех сторон. Я не мог не думать о маме и о том, что ничего не вижу. Даже не так! Я думал только об этом!

— Вот так. Садись в машину, — я даже за своими мыслями не заметил, как мы спустились вниз, вышли на улицу и подошли к машине.

Всё это время папа меня вёл, направляя и говоря, что и как надо делать. Я же делал всё на автомате, подчиняясь папе и послушно выполняя все его приказы. И вот папа уже сажал меня в машину. Я также послушно опустился на сиденье и глубоко вздохнул. Самое тяжелое мы прошли, и осталось доехать и пройти в дом. Нелегко было идти, ничего не видя. Дома я хотя бы примерно помнил, где и что находится и мог ориентироваться, но тут я ничего не знал, и мне было как-то не по себе идти. Но это уже было позади и надо было готовиться к возвращению домой.

Подумав о доме, я вновь погрузился в грустные мысли. Я как мог, пытался себя отвлечь от этих мыслей, но получалось у меня это очень плохо. Папа тем временем, убрав мои вещи в багажник, уселся за руль и мы не спеша поехали по дороге в сторону дома. Больше следить за дорогой я не мог, и это было ещё одной грустной потерей из-за потери зрения. Не удержавшись, я грустно вздохнул. Я всё что угодно отдал бы, чтобы сейчас видеть и иметь возможность смотреть в окно. Но, чтобы я не отдавал, вернуть зрение было невозможно, и от этого становилось ещё тоскливее.

До дома мы доехали достаточно быстро, или это я за своими мыслями опять не заметил, как пролетело время. Но вот мы остановились перед домом. Это я понял, когда почувствовал, что папа паркует машину. Он заглушил мотор и только после этого заговорил:

— Ну, вот мы и дома. Пошли я тебе провожу в дом и потом уже заберу вещи. Хорошо?

— Давай, — не стал я спорить и, не дожидаясь, когда папа выйдет из машины, открыл дверцу и самостоятельно покинул машину.

— Пошли, — папа аккуратно взял меня за локоть и повёл меня к дому.