Струве: левый либерал 1870-1905. Том 1

В 1885 году Калмыков достиг вершины своей государственной карьеры: он был назначен сенатором и вернулся в Санкт-Петербург. В столице Калмыкова опять занялась широкой и разнообразной гражданской деятельностью. Она стала вдохновителем Комитета грамотности при Вольном Экономическом Обществе, чьей целью было распространение народного образования. Также на общественных началах она преподавала в воскресной и вечерней школах для рабочих. Эти школы были основаны просвещенным петербургским промышленником В. П. Варгуниным. Там она познакомилась с молодыми радикалами, среди которых была Н. К. Крупская, будущая жена Ленина[55].

Калмыкова была очень активной и конструктивно мыслящей женщиной, но ощущала себя одинокой и несчастной. От какой-либо близости с мужем она отказалась очень давно. Сын не дал ей утешение в ее несчастном браке, поскольку, кажется, больше походил на отца и недолюбливал мать, которая была «не как другие». Однажды он представил ей своего школьного друга. «Вот тебе, мама, настоящий сын, — сказал он, знакомя ее с Петром Струве, — ходит всегда с опущенной головой, вечно думает, по истории знает лучше учителя»[56]. После окончания (вместе со Струве) школы весной 1889 года сын, поступив на дипломатическую службу, кажется, исчез из ее жизни [57]. Чуть позднее, в этом же году, умер муж. Но теперь в ее опустевшей квартире жил Струве, который вскоре был представлен везде как ее приемный сын. С тех пор они стали неразлучны.

Глава 2. 1880-е: интеллектуальный фон

Для того, кто пришел к выводу, как это произошло со Струве в 1885 году, что для его страны вопрос политической свободы есть вопрос национального выживания, было бы естественно присоединиться к тому политическому движению, которое в XIX веке провозгласило главной целью достижение политической свободы, то есть к либерализму. Но в 1885 году в России еще не было либерального движения, если иметь в виду точное значение этого термина. Причины этого мы обсудим позднее (в главе 12). А пока достаточно сказать, что в то время, когда Струве начал поиски подходящей для него антиавтократической идеологии, те из его соотечественников, кто подписывались под либеральными принципами, не включали в их число борьбу с монархией. Оставив в стороне мысли о конституции, парламенте и гражданских правах, они посвятили себя великой задаче улучшения материальных и культурных условий жизни российского народа. Ценность этой деятельности, обозначаемой обычно как «малые дела», была несомненна для Струве уже и в то время, и он всегда говорил о ней с большим пиететом. Но совершенно очевидно, что занятия типа организации в деревнях кооперативов и обществ взаимного страхования, ликвидации неграмотности и улучшении санитарных норм не могли удовлетворить пятнадцатилетнего юношу, убежденного в необходимости борьбы за свержение тирании. Поэтому до 1900 года Струве относился к российским либералам с некоторым пренебрежением, вызванным их молчаливым соглашательством с беззаконным правительством. В 1898 году в тексте Манифеста российской социал-демократии он охарактеризовал их поведение знаменитой фразой, которая гласила, что «чем дальше на восток Европы, тем в политическом отношении слабее, трусливее и подлее становится буржуазия».

Казалось бы, у Струве не было другой альтернативы, кроме как двинуться влево, к радикалам. Но и там ситуация была далека от удовлетворительной. В 1880-х годах российский радикализм находился в состоянии замешательства, потеряв какое-либо представление о своих целях и задачах. Анархическое движение, активное при Александре II, после его убийства пришло в упадок. И тогда, и потом предпринимались попытки оживить «Народную Волю» и террор. Но преобладающие настроения левого фланга соответствовали настроениям либерального центра, то есть были вполне примиренческими. Некоторые радикалы перешли в толстовство и оставили политику. Другие, и их было большинство, приняли тактику «малых дел» и пошли работать в деревню, в основном в качестве наемных служащих земств. Ведущие радикальные журналисты продолжали критиковать беззаконие и несправедливость, оперируя лозунгом о свободном и равноправном обществе, но при этом были склонны смотреть на свободу и равенство скорее как на отдаленные идеалы, чем предметы насущной необходимости. Их виды на будущее были связаны с реформами и культурой и мало чем отличались от либеральных.