Струве: правый либерал, 1905-1944. Том 2

Даже тем, кто уважал его лично, но расходился с ним во взглядах, редко удавалось ухватить суть аргументации Струве. Выдвигаемые им идеи были столь новыми, смелыми и вызывающими, что критики, вероятно, оказывались просто не в состоянии сосредоточиться на них или подойти к ним рационально. Этот прискорбный факт стал очевидным в 1908 году, когда Струве впервые выступил в защиту патриотизма и империализма в качестве законной и желательной для интеллигенции позиции. Читая его сочинения, посвященные данному вопросу, довольно легко обнаружить логические несообразности и шаткость основных тезисов. Несмотря на это, мало кто утруждал себя поиском подобных огрехов. Например, в широком потоке откликов, вызванных его сенсационной статьей «Великая Россия» (#352), можно было найти все что угодно — насмешки, оскорбления, удрученное покачивание головой, выкручивание рук, — за исключением рациональных контраргументов. Единственным исключением из этого ряда были, по-видимому, статьи Бердяева.

Такая реакция повергала Струве в отчаяние. Он всей душой жаждал дебатов, и в тех редких случаях, когда критик затрагивал суть его концепции, энергично выступал в защиту своих взглядов. Но большую часть времени ему приходилось отбиваться от личных нападок, иной раз откровенно оскорбительных, и это выбивало его из колеи. Порой воздержаться от ответа было невозможно, и тогда ему приходилось опускаться до уровня своих оппонентов, швыряя грязью и получая в ответ грязь, время от времени прерывая это занятие ради того, чтобы на глазах изумленных зевак прочитать проповедь о порочности подобного рода полемики. Совокупный эффект всех этих наскоков состоял в том, что Струве скатывался на позиции все более крайние, которые в случае более взвешенного подхода он никогда бы не занял. Он также был лишен благотворного влияния рациональной критики, в которой явно нуждался.

Вот небольшой образчик того, с чем Струве приходилось иметь дело. После того как разразилась первая мировая война и русские войска оккупировали Галицию, он опубликовал ряд довольно спорных статей по украинскому вопросу. Его главный тезис (подробно рассматриваемый в главе 5) заключался в том, что украинцы — это не нация, но лишь ответвление на едином «общерусском» древе, и, следовательно, украинский национализм представляет собой искусственное движение, которое, однако, для России довольно опасно. В печати развернулась острая полемика. Меньшевик Д.И. Заславский, пишущий под псевдонимом «Гомункулус», опубликовал в газете День статью, критикующую взгляды Струве". Он высказывал удивление по поводу того, что Струве защищает русский национализм, поскольку по происхождению немец, а свои германоязычные статьи подписывает не иначе как «фон Струве». В ответ Струве заявлял, что за «совершенно неважным и неинтересным» фактом использования подписи «фон Струве» стоит лишь обыкновение русских властей добавлять префикс «фон» в зарубежные версии паспортов, выдаваемых потомственным дворянам. «Использование “немецкого” в моей фамилии и в моем происхождении так же принципиально-безобразно, как с моей стороны было бы принципиально-безобразно указывать на то, что г. Homunculus — еврей по происхождению и национальности»[12]. Данное заявление, в свою очередь, повлекло за собой новую реплику Заславского, который счел необходимым проинформировать читателей, что Струве раньше жил в Германии, будучи в то время злейшим врагом национализма[13]. Перу того же автора принадлежала и еще одна статья под заголовком «Гретхен фон Струве»[14]. Разумеется, достоинства и недостатки позиции Струве в украинском вопросе в подобной полемике вовсе не затрагивались.

Такого рода дискуссии самым негативным образом влияли на духовное и умственное здоровье Струве. Поначалу он пытался отбивать атаки с помощью рациональных аргументов, но делать это было все сложнее, поскольку оппоненты не отвечали взаимностью. Затем, подобно раненому быку, он начал слепо метаться из стороны в сторону, обнажая свою уязвимость и беззащитность. Между ним и его многочисленными хулителями наладилась своеобразная игра: стремясь выказать равнодушие к нападкам, он отстаивал все более радикальные позиции, которые обращались оппонентами против него самого, что, в свою очередь, толкало нашего героя к еще большим крайностям. Его размышлениям 1907–1917 годов присущи неуравновешенность, хаотичность, субъективизм, совершенно незаметные в трудах предшествующего периода. Прежде всего это объяснялось его глубочайшими переживаниями за будущее страны. Второй причиной была явная интеллектуальная дезориентация, обусловленная изоляцией и беспощадным обстрелом со всех сторон[15].