Сцена после титров (СИ)

Однако поговорить всё равно было нужно. Хотя бы для того, чтобы снять с собственной совести груз вины, особенно тяжёлый для закоренелых эгоистов вроде Авы.

Паук был нехорошо так задумчив, а по метке то и дело пробегало недоумение напополам с желанием, чтобы она объяснила, что же такое он видел. Или что ему показалось.

- Это была тренировка! – тут же заговорила Аврора, когда лицо парня только высветилось на экране. – Просто тренировка, где меня учили делать захват. И когда Барнс отвлёкся, я попробовала застать его врасплох. Но, естественно, не вышло. Во-о-от.

Она глубоко вздохнула, истратив весь воздух. Питер смотрел ей в лицо долго, словно что-то выискивая. И, очевидно, нашёл, потому что хмыкнул:

- Ты ему, надеюсь, наваляла?

- А то! Так наваляла, что беднягу выносить можно было… от смеха, - хохотнула девушка не столько от шутки, сколько от облегчения.

Потому что она обманывала его. Но что ещё хуже - она обманывала сама себя. Пытаясь убедить, что Джеймс – друг, пациент, товарищ по несчастью, Ава только ещё больше загоняла себя в тупик под названием «влюбленность».

И сегодня на тренировке этот тупик отвесил ей пощёчину. Да такую, что до сих пор в ушах звенело.

Разговор с Паркером перешёл в привычное русло, а Маклауд всё старалась настроить себя держаться подальше от Барнса. У неё должно получиться. Она не может так подвести Питера, потому что он верит ей. Верит, несмотря ни на что…

Аврора была готова лезть на стену от раздираемых противоречий, мыслей и чувств. Ей-богу, в чужой памяти копаться проще, чем в собственной голове!

А спустя несколько часов рыжая была как никогда близка к тому, чтобы нафиг размозжить свою голову о ближайшую стену.

…Ей было жарко. В комнате нечем дышать, и он, такой горячий и сильный, прижимается грудью к её спине. Кожа горит и плавится в тех местах, где он дотрагивается. А дотрагивается он везде.

Она чувствует его всем телом, слышит его хриплые выдохи и молитвенное «Ава», что обжигает спину. Губы скользят по шее, собирая капельки пота и оставляя свои метки. Длинные пальцы в волосах, и прохладный металл предплечья, за которое она хватается, вжимаясь в мужское тело, стараясь ощутить его больше, полнее, ближе.

Грубее. Быстрее. Глубже.

«Да, вот так, Ава, ну же, милая…»

«Хорошо, да, Джеймс, ещё, ещё…»

Она задыхается, сердце колотится, она готова, она так близко…

И всё. Было ощущение, словно на неё вылили ведро ледяной воды. Или бросили в ванну со льдом. Так резко закончился… сон?

Это был сон. Она снова была в своей комнате, на мокрых насквозь простынях, с влажными на висках волосами и острой необходимостью мужчины рядом.

Сон, да. Сон, в котором она…

Ава медленно повернула голову к двери. И застыла, почти парализованная.

Потому что он был там. Джеймс. Он стоял за дверью, она чувствовала его. Слышала. Мужское сердце колотилось так же, как и её. Лоб покрыт испариной, а рука сжата в кулак в попытке удержаться.

Это был его сон. Как и с кошмарами, телепатия по хоженой тропке скользнула в мысли того, с кем днём почти не расставалась. День, ночь. Какая разница?

А разница была.

Она сама не знала – зачем, но шагнула к двери и так и застыла, прислонившись лбом к дереву. Если он откроет дверь, она не сможет справиться с этим. С собой. Аврора возьмёт от него всё, что он сможет ей дать, и отдаст всё, что он захочет взять.

Рыжая понимала это так же ясно, как чувствовала биение собственного сердца в горле.

Едва уловимый шорох с той стороны двери – Джеймс провел рукой по дереву, и наступила тишина. В коридоре и в мыслях.

Он оказался сильнее.

За это Маклауд зауважала его ещё больше, хотя больше уж, кажется, некуда.

Девушка тогда сползла на пол, спиной опираясь на дверь и зарываясь руками в волосы. Пожалуй, это была самая страшная и тяжёлая ночь в её жизни.

Ночь, когда она так отчаянно пыталась удержать себя на месте.

Утром немилосердно зевающая Шури сказала, что посреди ночи Барнс затеял переезд в хижину, которую уже давно закрепили за ним на случай необходимости реабилитации в уединении. Мол, тесно во дворце, душно. Поближе к свободе, природе.

Подальше от Авы.

Этого шатен, конечно, не говорил, но она и сама прекрасно всё понимала. И потому следующие два дня они встречались только в присутствии Роджерса и сестры короля, старательно делая вид, что ничего не было. То есть это он делал вид, что ничего не было. А рыжая делала вид, что не в курсе, в чём дело, и даже немного обижена.

Притворство с каждым разом удавалось всё лучше.

Барнс так и не узнал, что она видела и его сон, и чувствовала его реакцию.

А после пришел черед последнего слова-замка́.

- Что ж, Джеймс, финишная прямая, ха? – усмехнулась Маклауд.

- Да, чуть-чуть осталось, - кивнул он, впервые за эти дни глядя на неё так пристально.

Барнс не прятал в этот раз свои мысли. Он отчаянно не хотел, чтобы она уходила, но и понимал, что остаться рыжая не может. И Баки не в праве её просить. Потому что…

Потому что он никогда не будет частью её жизни.

Потому что её сердце уже занято.

Потому что мальчишка в красно-синем трико успел первым.

Потому что осталось лишь принять это.