Сценарии американского кино

На полу сидит Хью; на его коленях покоится голова отца. Хью смотрит вверх. Клеть приближается к поверхности. В нее проникает свет. Сначала он падает только на Граффидда, затем освещаются головы и плечи шахтеров, Хью и его отца.

Голос Хью. Моя мать была права. Такие люди, как мой отец, не умирают. Они остаются с нами живыми в памяти, такими же, какими были при жизни, — любящими и любимыми всегда.

Общий вид долины, какой она была вначале — зеленой и освещенной лучами заходящего солнца.

Голос Хью. Как мне поверить, что все мои друзья ушли навсегда, если их голоса торжественно звучат в моих ушах? Нет!.. Еще раз нет и снова нет!.. Об этом твердит все во мне... Все мое существо говорит: нет. Потому что они живут в моей памяти и в моем сердце.

Крупно. У очага сидит Бетс, такая, какой мы видели ее в первых кадрах. Она улыбается своей семье, сидящей за столом. И на фоне этих кадров звучит голос Хью.

Голос Хью. Разве моя мать умерла? Разве могла умереть она, которая понимала значение семьи для человека и учила всех нас понимать это вместе с ней?

...Крупно братья Морган. Такими мы видели их в первых кадрах. Вот они входят в дом, бросая заработанные соверены в передник матери.

Голос Хью. Мои братья, с их мужеством и силой, были настоящими мужчинами. И они заставили меня гордиться тем, что рядом с ними и я тоже был мужчиной.

На крыльце в день свадьбы Айвора сидит Энгарад и смотрит на Граффидда.

Вместе с гостями поет Граффидд и улыбается Энгарад и Хью.

Голос Хью. Энгарад — разве она умерла? А мистер Граффидд? Этот человек, про которого можно одновременно сказать, что он скала и пламя, человек, который научил меня ценить и понимать дружбу?!

По холму поднимается Бронуен с корзинкой в руке. Такой Хью увидел ее впервые.

Голос Хью. Разве умерла Бронуен? Бронуен, которая доказала мне, что любовь и воля женщины сильнее, чем кулаки, мускулы и крики мужчин?

В очках, с газетой в руках Морган читает своей семье о премии, полученной Хью за красивый почерк.

А вот он после драки сына в школе дает Хью деньги.

Голос Хью. Разве умер мой отец, раздавленный углем? Нет, он и сейчас со мной, гордый за мои успехи по чистописанию. Я и сейчас вижу его принимающим горячее участие в моих тревогах, подающего советы, которые никогда не были неверными или бесполезными.

...На холм поднимаются Морган и Хью. Такими мы их уже видели в первых кадрах.

...Идут по вершине холма; Хью старается шагать в ногу с отцом.

Крупно: силуэты Моргана и Хью на фоне золотистых лучей, пронизывающих долину. Ветер развевает их волосы.

Голос Хью. Разве отец умер? Если умер он — значит умер и я, значит мы все мертвецы, а все чувства — насмешка... Как зелена была моя долина, долина тех, кто ушел навсегда...

Звучит песня... Голоса хора растут в мощном крещендо.

Орсон Уэллес, Герман Манкиевич. Гражданин Кейн [6]

Пролог

1940 год.

Панорама Ксанаду... Вступает музыка...

В ночной мгле, где-то очень далеко, светится окно. К нему движется камера.

Вырисовываются мощные заграждения: толстая колючая проволока, гигантская витая ограда, колоссальные решетчатые ворота. Ворота увенчаны огромной буквой «К»; ее черные контуры выделяются на фоне светлеющего предрассветного неба. Сквозь заграждения виден силуэт огромного замка на горе Ксанаду.

Мы движемся к небольшой светящейся точке — окну замка и проезжаем необъятные владения Чарлза Фостера Кейна.

Правее замка, вдоль берега моря, тянутся бескрайние просторы. Когда-то здесь была лишь пустынная болотистая равнина. Кейн изменил природу, создал красивый горный пейзаж.

И холмы и гору создали здесь человеческие руки. Они разбили прекрасные парки, вырыли озера. С вершины горы над всей окрестностью господствует громадный замок, вернее замковый ансамбль, в который входят несколько европейских замков различных архитектурных стилей.

Когда-то здесь все цвело и благоухало... Земля приносила обильные урожаи.

А сейчас повсюду следы запустения. Площадки для игры в гольф заросли тропическими растениями — так давно здесь не играли.

Печально выглядит огромный зоопарк гагенбековского типа. Еще сохранились рвы с водой, отделявшие участки земли, где на свободе жили звери. На этих участках остались лишь надписи: «Львы», «Тигры», «Жирафы»...

В вольере для обезьян медленно покачивается большая нахальная обезьяна. Одинокая, она смотрит на далекое окно, светящееся в утренней мгле.

В бассейне кучей лежат спящие аллигаторы. В грязной воде отражается освещенное окно.

У лодочного причала в воде плавает старый номер нью-йоркской газеты «Инквайрер». Ветер несет газету в высохший бассейн для плавания.

Внизу вокруг замка стоят наглухо заколоченные коттеджи.

Подъемный мост. Под ним заросший зловонный ров.

За небольшими, еще крепкими воротами, у стен замка разбит прекрасный сад. В нем и сейчас безупречный порядок. Много редкостных экзотических растений. В роскошных тропических цветах есть что-то безвольное, безнадежное... Мох... мох... много мха...