…А Кондрат Ермолаев может убить?..
– Ты чего будешь? – спросил рядом Родион, и Тонечка очнулась. – В смысле есть?
Она потянула к себе карточку меню и сказала уверенно:
– Все. Я буду есть все, я целый день об этом мечтала.
Родион возликовал:
– Тогда я тоже все! Можно?
– А я? – спросили рядом. – Можно?
Тонечка подскочила в кресле и уставилась с изумлением.
Ее муж, который собирался принимать на грудь со старым другом Мишаковым, стаскивал дубленку, разматывал с шеи шарф, вид самоуверенный и довольный.
– Как?! – спросила Тонечка. – Ты здесь?..
– А что? Ты меня не узнаешь, шери?
– Узнаю! – воскликнула Тонечка, вскочила, пылко его поцеловала и призналась: – Как я рада тебя видеть.
…Пусть он замешан во что угодно! Наверняка это как-то объясняется – легко, просто, разумно и логично. Ее муж – самый лучший человек на свете.
В сценариях она как раз так и писала: жена до последнего не верит в измену, предательство и прочие пакости, потому что верит в мужа!.. Она писала и думала, что пишет про идиоток, что всякая нормальная женщина точно знает, на что способен, а на что не способен ее муж, и внезапное превращение из принца в чудовище не может застать ее врасплох!..
И еще она думала, что только идиотка может отрицать очевидное!
Сейчас она решительно не чувствовала себя идиоткой, хотя отрицала очевидное – ее муж темнил, недоговаривал, не отвечал на вопросы, но она точно знала, что это ничего не означает.
Он – самый лучший человек на свете, и точка.
– Где ты был?..
– Ворон считал, – ответил самый лучший человек на свете. – А ты где была? И остальные дети куда делись?
– Они в театр пошли, потом к нам прибегут. А мы с Родионом…
Тут она вдруг сообразила, что не знает, что можно, а что нельзя рассказывать – в этой новой реальности!
Про директора музея – можно или нет?
Про Зосю, сестру Кондрата, можно?
– У тебя прическа, – заметил Герман, усаживаясь за стол. – Красиво.
– А Родиону не понравилось, – сообщила Тонечка, лихорадочно соображая, что говорить.
– Она на себя не похожа с такой прической, – заявил Родион Герману.
– О собеседнике нельзя говорить местоимениями в третьем лице, – встряла Тонечка. – Можно по имени! Например, Тоня не похожа на себя.
– Тоня не похожа на себя, – повторил мальчишка, и Герман засмеялся.
– Что это тебя в парикмахерскую понесло?
– Я хотела поговорить с гримершей Лены Пантелеевой, – решилась Тонечка. – Я думала, может, хоть гримерша знает, куда она делась?
– Знает? – спросил Герман, и Тонечка отрицательно покачала головой.
– А я к собакам ездил, – похвастался Родион. – И потом еще в музей мы ходили!
– К каким собакам? – не понял Герман. – В какой музей?..
– Я тебе потом расскажу, – затараторила Тонечка, – у нас свои секреты.
– Я уже понял. Тоня, я прошу тебя, не лезь куда не следует!
– А куда мне следует лезть? В сценарий?
– Хоть бы в сценарий! Кстати сказать, он с места так и не двигается, да?
– Я найду Лену, а потом сразу напишу тебе сценарий, – упорствовала Тонечка.
Родион встревоженно переводил взгляд с одного на другую – ему показалось, что они ссорятся.
– Мне не нравится твой сыщицкий азарт.
– Можно подумать!.. Кто меня втянул во всю эту ерунду? И бросил!
– Я тебя бросил? – поразился Герман.
– Ну, конечно! – Тонечка вдруг почувствовала, как слезы обожгли глаза, вот уж некстати! – Ты привез меня сюда, заставил искать жену Кондрата, а сам… а сам…
– Тоня, – одернул Герман негромко.
– Да, да, – быстро сказала она и салфеткой сердито смахнула с глаз слезы. – Я понимаю. Ты сам мне все потом расскажешь.
– Вот именно.
– А сейчас нельзя рассказать?
– Сейчас нельзя, – стоял на своем он. – И давайте пообедаем, правда! Сцены и слезы пока отложим.
Родион подумал – что это они все обедают! Обед когда-а-а был, да и ужин уже скоро закончится!..
Тонечка попросила чаю с марокканской мятой, чтоб скрасить ожидание еды, и велела Родиону рассказать, за что его били гопники.
Родион промямлил, что били за то, что он вроде бы что-то утащил из дядькиного дома, требовали это вернуть.
– Главное, я не знаю, чего им надо-то, – с тоской проговорил он. – Я не брал ничего, вот клянусь!.. А они говорят – верни или того… замочим. Я бы вернул, если б знал, чего возвращать-то!
– Ты понимаешь, о чем идет речь? – спросила Тонечка у мужа. – Что им нужно?..
Герман пожал плечами и спросил:
– Кому ты должен вернуть и когда?
– Не знаю! Вы же их… разогнали. Еще до того, как бить начали, говорили, что сроку неделя. Только я все равно не знаю, что возвращать!
Тонечка держалась изо всех сил, чтобы не спросить про Пояс Ориона!
Впрочем, однажды она уже спросила, и муж сказал, что это звезды!..
– Вскоре все выяснится, – непонятно о чем сказал Герман. – Тоня, ты все же постарайся… не увлекаться расследованием.
– Я не могу, – буркнула Тонечка. – Я уже увлеклась.
Тут он взял ее за руку и посмотрел в глаза.
– Это опасно, – сказал он негромко. – Ты не понимаешь, а я понимаю.
– Саша, я не какая-то дура из фильма! – Тонечка выдернула руку. – Или поговори со мной по-человечески, или отстань от меня!
Он еще посмотрел ей в глаза, а потом покачал головой:
– Я не могу ни того, ни другого.